(«Ну и совпадение, однако! — отметил Мерционов. — Ну и параллели!»
Хотя — ситуация, достойная того, кто в ней оказался…)
…Ромбов вывернул уже насмерть перепуганному преступнику руки за спину, рывком поднял его из лужи, продолжая держать под мышкой тетради — и откуда-то из майки преступника выпала перерубленная лопатой лягушка, которой был заткнут унитаз… А хозяин дома, опомнившись раньше остальных, успел схватить бельевую верёвку — и преступник был привязан к столбу прежде, чем сам успел опомниться…
Кто-то вдруг навалился на Ромбова сзади — но Ромбов без труда стряхнул его, и тот тоже шлёпнулся в лужу.
(«А это ещё кто?»— удивился Мерционов.)
…— В чём дело? — Ромбов, оборачиваясь, раскрыл служебное удостоверение.
— Так вы из «органов», — пробормотал, поднимаясь и отряхивая воду, человек небольшого роста и неопределённого возраста.
— А зачем вмешиваетесь, не зная, кто здесь кто? Чем я-то похож на преступника?
— Ну… мне было бы стыдно, если бы не вмешался…
— Ладно, бывает, — уже мягче ответил Ромбов. — Не впервые. Но это в фильмах сразу видно, кто хороший, а кто плохой. И это там, даже если не знаешь, в чём дело, нельзя остаться в стороне, иначе — «тpyc». А наяву надо знать, прежде чем вмешаться…
(«Или опять какой-то вектор? — добавил Мерционов. — И это бывает чаще, чем мы думаем?»)
…— Ах, это вы?.. (Ромбов, обернувшись, увидел Марию Павловну, а рядом — её младшего сына, с огромной ссадиной во всё левое предплечье.) …Но зачем же так? Он погорячился немного… Мы все переволновались. Развяжите его…
— А это и есть тетради, о которых вы говорили? — тихо, чтобы не слышали остальные, спросил Ромбов.
— Да, они. Но я не знаю — что в них, и почему он оставил… Я сама только сейчас обратила внимание: когда мой младший хотел их откуда-то перепрятать, а муж заметил… Но там и почерк трудно разобрать без очков, а кое-где ещё шифр…
…Ромбов быстро перелистал тетради. Две — были полны убористым текстом (и в одной он действительно прерывался рядами непонятных знаков); в третьей — лишь детские рисунки… Но почему Захар их оставил? Снова загадка!..
(«Как… — забеспокоился Мерционов. — Он, что, просто забыл?»
«И это уже часть реальности, — добавил Тубанов. — Сложилось, когда Ромбов увидел…»
«Если бы хоть лягушку заменить какой-то тряпкой, — предложил Кламонтов. — Никто не заметит разницы.»
«А этот дурак — за тряпкой и гнался? — переспросил Ареев. — Хотя вообще… можно подсунуть под удар лопатой, если ситуация позволит!»
«Тем более, как он заткнул трубу лягушкой? — сообразил Кламонтов. — Конечно, парадокс!»
«Да я всё понимаю… И мышеловку, было, спустили по ходу операции, — вспомнил Ареев. — Но не излишний риск? Ладно, давайте слушать…»)
…— И что теперь будет? — осторожно спросила Мария Павловна, указывая на привязанного к столбу мужа.
— Начну с того, что есть свидетели вашего ночного разговора, — начал Ромбов. — Вернее, он даже записан на магнитную ленту. Случайно или не случайно, но так получилось: в соседнем доме работал магнитофон. А вы будто не понимали, что это за человек…
— То есть как… магнитофон? И есть запись?
— Да, и характеризует вашего мужа в самом отрицательном плане. А данный случай — попытка уничтожения доказательств, каковыми являются тетради Захара…
— Но доказательств чего? — ещё больше растерялась Мария Павловна.
— Того, какие разговоры он мог слышать дома, и как поступали с ним самим! Я же говорю: случайно или не случайно, но всё это есть в записи. И это — уже не просто антисоветская клевета в частном порядке. Кстати, телесное повреждение у вашего младшего сына прибавится сюда же — и вряд ли снова сойдёт как «реактивный психоз»…
— Но что он такого сказал… Это же… было у него на работе! На лекциях…
— Знаю, так иногда говорят, — Ромбов уже хотел сам как-то поддержать Марию Павловну. — Якобы откуда-то «из центра» приезжает лектор, и оглашаются малоизвестные факты прошлого, исторические тайны… Что ж, если кто-то на работе у вашего мужа выдаёт себя за лектора, и позорит партию от имени партии — с ним разберутся органы госбезопасности. Но вы… Как могли не понимать, чего всё это стоит? Это же просто злобный, бессвязный бред!