Алеша понял, что медведь выбрался на лосиную тропу, прошел по ней аккуратно и скрыл свои следы там, где лоси разошлись на кормежку. Пришлось обойти все трудное место широким кругом, благо снег перестал валить так же неожиданно, как начался.
По просеке, по лесной дорожке, по чистой луговине почти бежал начинавший уже отчаиваться следопыт и вдруг с радостью обнаружил одинокий след уже в колхозном лесу, совсем недалеко от Вяжищ.
С каждым шагом все яснее становились отпечатки лап медведя.
Вот наконец и петля. За нею — двойка. Надо обходить!
Вскоре Алеша завершал круг. Было ясно, что дело сделано, зверь лег где-то близко. Теперь надо затоптать, запутать все следы, чтобы никто не догадался, что здесь обложен медведь, а после всё заметут вьюги.
В декабре, по глубокому снегу, можно будет устроить облаву, позвать этого маловера Гришку, других ребят и кого-нибудь из опытных охотников постарше.
Алеша так размечтался, что почувствовал себя обиженным, чуть ли не обманутым, когда опять заметил знакомые лунки. След шел к полю. Это было невероятно.
— Ведь не ляжешь же ты в поле, не ляжешь… — бормотал Алеша, выходя на опушку. Впереди разбегались белые валики пашни, жнивье топорщилось желтой щеткой и с краю на бугре, между белой скатертью нив и темнеющим небом, виднелись серые кубики изб.
След пересек поле, пошел задворками деревни. Как люди не заметили медведя? Может быть, он шел ночью? Нет, отпечатки лап не припорошены недавним снегом, а там, где на лужах тяжелый зверь проломил ледок до воды, еще не разошлась муть.
У дома лесника медведь перемахнул через забор и через огород проник во двор. Алеша побежал туда из последних сил.
По широкому двору бродили куры и важно шагали три гуся.
В дверях сеновала над приставной лестницей сидела девочка лет четырнадцати. Русая коса ее лежала на медвежьей загривине. Девочка гладила небольшого медведя, лежавшего рядом, и спокойно выговаривала ему:
— Вернулся наконец, Тимофей! Тимочка, Тимошенька, где так долго пропадал?
Алеша устал смертельно. Подняв голову, он сказал хрипло и грубовато:
— Дай пить!
Девочка спустилась по лестнице и побежала в дом. Медведь ушел в глубь сеновала. Когда Алеша с трудом оторвался от холодного, пахнувшего ржавчиной ковшика, девочка приветливо поделилась:
— Видели? Тимофей пришей. Это наш медведик. Его папе военные охотники подарили маленьким-премаленьким. В конце лета он убежал в лес: испугался, когда во двор въехала машина с сеном. И вот вернулся…
Голубое пятнышко
Как все охотники, я считаю рыболовов меньшими и незадачливыми братьями.
Встречаемся мы «на деле» редко.
Среди горячей и вольной погони за хитрым зверем — лисицей, бывает, остановишься, чтобы перевести дух и послушать, куда ведут собаки.
Вот тут и заметишь с высоты лесистой сопки, у озера, недвижные фигурки, что вразброс или кучками чернеют на льду.
Подмигнешь товарищу: полюбуйся, дескать, на «холодных сапожников». Вот занятьице — ниточка, в прорубь опущенная, на одном конце червяк, а на другом чудак. Впрочем, давай поехали, солнце к закату.
Натянешь опять рукавицы и марш вниз.
Пыль снежная за лыжами крутится, в ружейных стволах ветерок посвистывает. Хорошо!
В тот год запретили весеннюю охоту, не поехал я на розыск глухариных токов и грустил.
Вдруг звонок из Москвы. Шурин говорит:
— Завтра приеду в Ленинград, на целую неделю, в выходной давай поедем рыбу ловить.
— Что ж, мне теперь все равно, была не была, поедем.
— Хорошо, — отвечает, — мормышку привезу, мотыль и пешню покупай.
— Какого, — спрашиваю, — калибра пешню? Какой номер мотыля? Я в этом деле…
— Ладно, — кричит, — приеду, сам куплю.
В субботу после работы шурин куда-то ездил, привез разборный бурав для сверления льда и мотыль.
Мотыль похож на кетовую икру, это маленькие, нежные ярко-красные червячки. Хранить их, оказывается, надо в особой коробочке с дырочками и непременно поближе к телу, иначе они замерзнут.