Ко что это? Какой страшный крик… Гон смолк.
Я знаю, что это, — и бегу, бегу, не разбирая дороги, закрыв руками лицо от ударов веток. Чаща кончилась. Алая капля на листе, еще такая же, лужица, и дальше словно кумачом устлана тропинка, промятая в осоке. Здесь тащили… Шмыгнула серая тень, — услыхали меня, бросили.
Пороша… Она видит меня, хочет встать, прислонилась к поваленной осине, села. Пусть лучше ляжет. Что-то страшное, дымящееся, рваное, красное у нее на боку и — гладкий пласт печени.
Кто еще идет? Шумно ломится по кустам «стрелец». Я беру у него из рук топор, лезвием вырываю патрон из казенника, обдираю с гильзы разбухшую корку, заряжаю, отхожу немного, точно целюсь, стреляю…
Мы молча сидим на поваленной осине. Долго сидим. Я очень благодарен «стрельцу» за это молчание, — он здесь, рядом, все понимает и молчит.
— Друг, — говорю я, — пойди, вытеши, вроде лопаты.
Влажная земля подается легко, мешают корни. «Стрелец» их ловко рубит топором. На дно ямы стекает вода. Мы бережно поднимаем Порошу за еще теплые лапы, укладываем, как в люльку. Теперь надо сделать, чтобы не осквернили серые твари то, что останется здесь. По межам старой пашни много камней, мы таскаем их на могилу.
— Гоп! Гоп!
Кто кричит? Ах да, это мой спутник…
— Го-оп!
Он выходит к нам; внимательно, очень надежно привязывает к березке Листопада и помогает катить большой камень.
Круглое лицо Игнатия Павловича осунулось, и глаза не такие, как утром. Он старается, пыхтит и приговаривает:
— Как же это так? Такая собака!
Нет, спорю я в душе с Игнатием Павловичем, это не просто «такая собака». Это Пороша, Паша.
Не один год мы охотились с ней, и выросла дома. У маленькой Пороши были бархатные уши и черные глаза-маслины. Она медленно закрывала их, лежа у меня на коленях, и тоненько урчала…
Мы разожгли костер на камнях могилы. Дымный столб поднялся вверх, закачался, как больной, и обнял голые вершины осин. Темень пришла к огню и стеной встала вокруг.
— Дайте мне ваше ружье, Игнатий Павлович!
Почему он медлит? Что он думает, мой случайный спутник?
Я беру протянутое ружье, толкаю предохранитель и раз за разом стреляю в низкое, черное небо…
«У нас так принято»
— А скажите, пожалуйста, если перед собакой выскочат сразу два зайца, которого она погонит: правого или левого?
— Это очень опасный случай, — без улыбки отвечает Александр Александрович. — Если зайцы поднялись одновременно и на одинаковом расстоянии, горячая гончая может разорваться пополам!
Константин Николаевич, заметив, что его друг начинает раздражаться, сладко потянулся и сквозь не очень натуральный зевок пробасил:
— Спать пора, народы. Завтра еще до света поднимемся. Пойдем-ка, Саша, на погоду посмотрим.
Под фонарем, крутясь, поблескивала мельчайшая изморось. Влажный воздух был напоен сладковатым запахом палых листьев. Услышав шаги охотников, в сарайчике заскулили собаки.
— Саша, не сердись, что они тебе такой допрос учинили. Я сказал, что цена подходит, привезу друга, сведущего человека, пусть послушает собак, как скажет, так и будет, — куплю или не куплю. Вот и щупали, что, мол, за эксперт.
— Терпеть не могу собачьих барышников!
— Почему барышники? Народ неплохой. Охотники и гончатники заядлые. Ивану Ивановичу понадобилось крышу на доме перекрыть. Расход большой. А у меня так подошло: отпуск на весь ноябрь и премию дали.
— Я, Костя, не против, что собак покупаешь. Рад, что ты охотой увлекся. Сколько тебя, еще молодого, в охоту втягивал? Не получалось. Теперь Анна твоя говорит: Костя каждый выходной в лесу. А торговлю собаками не люблю, — в жизни ни одну не продал. Какая ни на есть — пусть живет. Если плохая — чаще всего сам охотник виноват.
— Смех был, когда я вас познакомил! Сели за стол и вроде обнюхиваться начали…
— Похоже. Тем более, один из них явно на собаку смахивает. Уши большие, лопушками, губы толстые, спереди сжатые, а сбоку посмотреть — зубы видны, как скалится.
— Это Илья Андреевич.
— Второй — маленький, унылый, носик пуговкой, глазки мышиные.
— Это Иван Иванович.
— Он меня больше всего допекал. И всё свое: «У нас так принято. Говорите так, а у нас иначе… И это не по-нашему!» Вроде намека — не суйся в наши дела.
Детским голосом пропела электричка и, притормаживая, простучала колесами за забором. На светлом экране окна появилась тень человека с ружьем.