Деревня Константиновка, основанная на кромке тайги выходцами из Калужской губернии, не славилась богатыми дворами: кто батрачил, оставляя лишь шестой сноп себе, кто ишачил на спасского лесопромышленника Скидельского… Борисов до войны был землекопом, бил колодцы по всей округе. Там он и накачал себе мускулы, расплющил о черенок лопаты ладони, до срока возмужав. Другим его делом была охота — белковал, ходил на кабана и изюбря и в результате основательно постиг таежную науку.
Она, эта наука, пригодилась ему, когда забрили его в пятнадцатом году в солдаты и отправили далеко на запад «сражаться за веру, царя и отечество». Борисова, отменного следопыта и стрелка, определили в разведчики. Воевал он честно и доблестно, за что и получил два «Георгия» и медаль. На фронте Андрей Дмитриевич узнал среди прочего, что «политика» вовсе не бранное слово, как он считал раньше, а умение разбираться, кто есть кто и что есть что в этой треклятой жизни. Вскоре он уже сам наставлял новобранцев на путь истинный, учил их, темных, деревенских, не только военному делу, но и вообще уму-разуму…
В семнадцатом году, когда фронт развалился, Борисов снял с плеч погоны, а с груди кресты и медаль, но награды выбрасывать не стал — честно заработаны — и упрятал в свой солдатский сидор. Туда же уложил запасные портянки, пару гранат, полсотни патронов, буханку хлеба и отправился домой. Полтора месяца добирался до Приморья. Иногда удавалось отвоевать место в переполненных теплушках, но чаще ехал на крышах вагонов и вернулся в родную деревню прокопченный паровозным дымом, исхудавший и оборванный.
Снова рыл колодцы, понемножку отъедался и присматривался к землякам, с раздражением отмечая, что они не шибко-то торопятся стать на путь к новой жизни. Нынешняя жизнь мало чем отличалась от довоенной, дореволюционной: была такой же размеренной и во всем, что не касалось труда, сонной, волнуемой только различными слухами. Все переменилось, когда началась интервенция. В приморцах проснулся дух Минина и Пожарского, возникло народное ополчение, получившее гордое название — Красная гвардия. Один из ее отрядов возглавил Борисов. Когда она потерпела поражение, не все разошлись по домам. Андрей Дмитриевич организовал партизанский отряд, в него записалось всего 15 константиновских мужиков. Через полтора года в нем будет уже триста человек…
Какими они были, партизаны гражданской войны на Дальнем Востоке? Одежда — домотканина, рубахи-косоворотки, кургузые пиджачки, шинели всех воевавших в первую мировую армий, сапоги, часто подвязанные веревочкой, трофейные ботинки с обмотками, а у иных и лапти с онучами. Еда — картошка, хлеб, сало, которые отрывали от своих семей крестьяне-доброхоты, а также таежные дикоросы и дичь, иногда и заграничная жрачка, захваченная у союзничков, а бывало и такое (во время многодневных переходов по тайге, когда кончались патроны и сухари), что варили и ели виноградные листья. Быт — известно, какой в лесу быт: землянки, если база постоянная, шалаши и навесы, если временная, а то и просто костерок под открытым небом, стирка и мытье в холодном горном ручье, а банька в деревне, где стали на постой, — это уже праздник! Оружие — от времен Крымской войны до самого современного, отечественного и иностранного, пулеметы, трехлинейки, берданы, игольчатки, штуцеры, немецкие и австрийские винтовки, японские арисаки обоих выпусков, американские винчестеры, карабины, маузеры, наганы, обрезы, бомбы и гранаты, либо трофейные, либо самоделки — обрезки металлических труб, начиненные динамитом и обрезками железа; патронные гильзы не оставлялись на месте боя, а собирались для новой зарядки…
Как-то раз борисовцы захватили у японцев пулемет «гочкис», но без «хвоста», то есть затыльной части. Ванька Шкет, сын кузнеца, вызвался его починить. Трудился усердно: разбирал, собирал, прилаживал винтики-шпунтики-пружинки… Вроде бы все вставало на свои места, лишних деталей не оставалось, но пулемет не стрелял. Ванька с его хохляцким упорством продолжал колдовать над «гочкисом». А со всех сторон сыпались ехидные замечания:
— Ничего не поделаешь — без ног плясать не пойдешь!
— Коли нет хвоста — так на него и не сядешь!
— Это тебе не блоху подковать!
— Да брось его в реку. Пусть не нашим, ни вашим!
Ванька злился, но молчал. Только изредка ворчал себе под нос: «Сделаешь тут, когда того нема, этого нема!»
Партизаны обедать сели, Шкета зовут, а он — ноль внимания. В конце концов, ему удалось заменить подающую пружинку палочкой, как-то по-особому выструганной. Нажал на спусковой крючок — щелкнуло. Ага, есть! Но теперь Ванька в отместку за шуточки друзей решил тоже пошутить. Он втихаря заправил в пулемет ленту, направил дуло в сопки да как выдал очередь! Партизаны, побросав ложки и миски, выскочили из-за стола, завопили: — Стреляют! Налет! В ружье!