Он, момент, наступил, увы, скоро, еще до боя. И рабочий отряд пришлось послать против… своих. Точнее, дезертиров. Накануне выступления чехословаков паникеры пустили слух о «силе несметной», о «таньках и еропланах», и многие красные гвардейцы стали бросать позиции и с боем брать поезда, уходящие на север.
Что мог сделать один главком, бегавший с револьвером и матом вдоль вагонов? Он мог застрелить одного-другого паникера, но как остановить целые подразделения? Пришлось призвать на помощь сучанскую дружину.
— Что же вы, братцы, — кричал один из рабочих дезертирам, цепляющимся за вагонные поручни, — мы шли к вам через тайгу, поспешали на подмогу, а вы же нас и бросаете! Это как? Али стыд не дым, глаза не выест?
Тем, на кого слово не действовало, приходилось отпускать по-пролетарски крепкую затрещину. В общем, мало-помалу порядок в рядах спассчан был восстановлен. А вскоре после этого и начался бой.
Он проходил в четырех верстах к югу от города. Линией фронта служила железная дорога. Как и предполагал Сакович, контрики не пошли по болотистой низине в лобовую атаку на позиции красногвардейцев, а, разделившись на две колонны, начали глубокий обход флангов. По данным разведки, на левом фланге наступали чехословацкие подразделения, на правом — калмыковцы.
По иронии судьбы получилось так, что напротив белочехов стояли чехи-красногвардейцы под командованием майора Мировски, а напротив белоказаков — красные казаки Гаврилы Шевченко. Свои дрались со своими; национальные и земляческие чувства были забыты, отринуты, все заслонила собой непонятная ненависть. Им, ставшим противниками, выйти бы навстречу друг другу, поговорить, разобраться, ведь на фронтах первой мировой братались даже с немцами, а здесь все свои, все братья-славяне. Так нет же! А когда люди не могут по-хорошему договориться, объясниться на родном языке, начинается гражданская война, и убивают люди — сосед соседа, брат брата…
Обходной маневр генерала Дитерихса провалился: наступавшие были рассеяны сильным огнем орудий и пулеметов, установленных на флангах. Сражение за Спасск — одно из первых сражений гражданской войны на Дальнем Востоке — выиграла Красная гвардия.
Однако контра продолжала тучей нависать над городом, а по железной дороге к ней ежедневно прибывало пополнение. Поэтому командование Уссурийского фронта решило отвести красные войска севернее, к станции Уссури, возле которой лихорадочно сооружались оборонительные сооружения, куда стекались добровольцы со всего Дальнего Востока и где молодой боец Иван Журба-Щедрый отрывал свой первый окоп…
ГЛАВА ПЯТАЯ
Новая позиция обороны Красной гвардии устраивалась уже в ста верстах от Спасска, в районе казачьих станиц Донская и Медведицкая. Широкая быстрая Уссури и ее высокий правый берег представляли собой хорошее естественное укрепление. Обрывистые скалы стеной спускались до самой воды, подняться на них было трудно, почти невозможно. А левый берег был пологим, но болотистым; болота с кочками и редкими чахлыми кустиками тянулись верст на пятнадцать до Каульских высот, на которых засел враг.
Вновь, как и под Спасском, главком Сакович тщательно готовил свои войска к обороне, вновь быстрыми и широкими шагами мерил позиции, и сопровождающие — адъютант, начштаба и начарт — с трудом поспевали за ним. Особое внимание уделялось расстановке артиллерии, ее набралось немало — 80 стволов. Но!
Позже, когда бои на Уссурийском фронте закончатся и белые начнут оправдываться в своем поражении, красногвардейцы, посмеиваясь, прочтут во владивостокских газетах о том, что они якобы имели новейшие орудия, присланные из Германии, а также первоклассные, отлично оснащенные бронепоезда.
Было над чем посмеяться. Артиллерия фронта собиралась со всего Дальнего Востока, можно сказать, с бора по сосенке. Были, конечно, и неплохие орудия, такие как трехдюймовые полевые пушки, были и две 42-мм гаубицы, но в основном приходилось иметь дело с безнадежно устаревшими орудиями, включая и неизвестно из какого музея доставленные на позиции пушки образца 1877 года. Последние рявкали преизрядно, но оказывали на противника только моральное воздействие.
А откуда появились у красногвардейцев бронепоезда, «первоклассные и отлично оснащенные»? Может, тоже немцы подкинули? Смех, да и только! Они рождались в железнодорожных мастерских, и происходило это так. Брали большую железнодорожную платформу с полутораметровыми железными бортами, внутри которых делали двойные стенки из шпал с промежутком, засыпанным песком, и на ней устанавливали одну шестидюймовую пушку и пару пулеметов «максим»; на паровоз навешивали несколько железных листов, предохраняющих от пуль, и бронепоезд был готов. Он получался немного смешным, даже уродливым, но зато вполне годился для того, чтобы бить врага, и рабочие по праву гордились своим детищем. Владивостокские моряки и амурские речники, которые, как правило, составляли команды бронепоездов, присваивали своему сухопутному кораблю грозное имя, что-нибудь вроде «Смерть мировому капиталу!», крепко жали руки рабочих и выезжали на фронт, который порой начинался сразу за воротами депо.