Благополучно перезимовав на этих отдаленных кочевьях, мы поздней весной решили перебраться поближе к монголам, для чего перевалили горы южной стороны долины Онона и стали на лето в верховьях Дучийн-гола. Так как жизнь задаранов налаживалась, а летние кочевья мэргэдам обнаружить было трудно, я решил заблаговременно наладить отношения с хэрэйдами. И мои старики, и я хорошо понимали, что мэргэды при наступлении против них урудов, мангудов и воинов Тогорила немедленно выдадут меня и обрисуют наш набег в самом неприглядном виде. А это грозило задаранам началом вражды с одним из самых больших улусов в степи и двумя очень воинственными родами монголов-дарлекинов. Спокойной жизни нам тогда бы не предвиделось. С другой стороны положение хана Тогорила в самом улусе хэрэйдов было очень сложным. Всем монголам было хорошо известно, что этому хану очень тяжело жилось с самого детства. В семилетнем возрасте он был пленен мэргэдами и толок просо в каменной ступе на Талхан-арале, пока его отец Хурчахус-Буюрук-хан не освободил его. В двенадцать лет Тогорил опять попал в плен, на этот раз вместе с матерью и к татарам. В хэрэйдском улусе в это время была какая-то смута, вызванная претендентами на ханский престол, и Тогорила никто выручать не торопился. Говорят, что татары его заставили пасти верблюдов и всячески над ним издевались. Не дождавшись помощи от соплеменников, Тогорил сумел сбежать сам и вернуться в улус. Озлобленный на всех, беглец повернул дела так, что казнил многих родственников и занял отцовский престол. Однако его дядя, носивший номинальный титул «гурхан», разными интригами сверг Тогорила с престола. Улус хэрэйдов Тогорилу помог вернуть отец моего анды Темуджина Есугей-батор, бывший в то время самым сильным нойоном монголов. После этого до нынешних времен Тогорил владел своим улусом, но его власть была шаткой и, как было слышно, держалась силой не народа, а его собственных нукеров. Виной всему были единоверцы хэрэйдов найманы, которые тоже молились распятому покойнику и кресту. Эти соседи всегда принимали у себя недовольных властью Тогорила беглецов и вели в его улусе постоянные интриги. Вот к этому многое испытавшему сорокалетнему человеку я и хотел поступить на службу, понимая, что и двести нукеров, обещающих верность, ему лишними не будут. Кроме этого, я хотел каким-то путем сгладить свою вину за набег на окраины его улуса и думал кое-чему у него научиться.
Оставив задаранов на Тайчара, я взял с собой двести воинов и тридцать своих испытанных нукеров и в начале первой летней луны двинулся на запад через все кочевья монголов. Ровно через одну луну мы оказались в улусе хэрэйдов. Для этого мое небольшое войско поднялось к истокам Онона, перевалило Хэнтэйские горы и спустилось по Туул-голу, где у подножия огромной царствующей над всей округой и заросшей густым сосновым лесом сопки располагалась ставка хана Тогорила. Внутренне содрогаясь от мысли, что хэрэйды могли уже прослышать о моей прошлогодней проделке, но, превозмогая страх и полагаясь на волю высоких тэнгриев, я повел воинов в сторону издалека заметной и ярко сверкающей белоснежным войлоком юрты владетеля хэрэйдов.
Дальние караулы ставки нам до этого, пользуясь ночной темнотой, удалось миновать, а ближние караулы, да еще в свете белого дня, заметили нас издали и всполошились. Видя их беспокойство, я оставил воинов на видном месте и с тридцатью нукерами приблизился к ставке. Нам навстречу выскочила десятка охранников.
— Что вы за люди и по какой надобности прибыли в ставку хана! — вскричал десятник, едва подскакав к нам и еле остановив разгоряченного коня.
— Я Джамуха, нойон племени задаранов из коренных монголов, — отвечал я. — А приехал к хану Тогорилу с просьбой принять меня на службу с моими двумя сотнями воинов.
Десятник оценивающе окинул нас цепким взглядом и сказал:
— Нойон поедет со мной, а остальным — оставаться на месте и ждать указаний.
Караул, окружив меня, шагом направился в ставку. Как и положено особе хана, его большое сверкающее ордо окружали девятнадцать юрт приближенных и жен. Чуть в стороне темнели жилища прислуги, караульных и других воинов. Меня как раз и повели туда, заставили спешиться у столбовой коновязи и приторочить к седлу все оружие. Тут подошел пожилой воин, возможно управитель ставки или нойон караульных. Этот человек подробно расспросил меня, и я поведал ему о себе чуть ли не с самого дня рождения и до сегодняшнего дня.