Праздник, между тем, заканчивался, да и сумерки, постепенно густея, мягко окутывали всю шумевшую ставку хана. Тогорила с довольным, лоснящимся красноватым лицом, его брат Заха Гомбо под руку повел в ордо; расходились, кто пошатываясь и напевая, а кто пытаясь ругнуться, нойоны и военачальники хэрэйдов. Хормого ушел менять дневную стражу на ночную, а Бардам предложил мне переночевать в его юрте, обещая продолжение пира и какую-то неожиданную радость. Проходя сквозь толпу подвыпивших хэрэйдов, я случайно — то ли это было проделано нарочно, то ли кто-то допустил оплошность — услышал дошедший до моего слуха злобный полушепот: «Ну, погоди, монгольский выкормыш, ты еще свое получишь!» Я хотел обернуться, но Бардам ткнул меня под бок, и я сделал вид, что ничего не расслышал.
В белой восьмистенной юрте тысячника ярко горел очаг, на женской половине шумно возилось несколько стряпух, а в хойморе под большим медным крестом, чуть ниже которого на полочке светились несколько жирников, на самом почетном месте сидел невысокий сухощавый старичок и попивал кумыс. Вокруг него, кто сидя, кто полулежа, располагалось несколько мужчин разного возраста. При входе хозяина женщины зашикали и стали работать несколько тише, мужчины умолкли на полуслове и встали, пропуская нас повыше, а старик только приподнял голову и кивнул.
— Это наш гость, нойон монгольского племени задаранов Джамуха-сэ-сэн, — представил меня Бардам, когда мы устроились на олбогах недалеко от старика. — Отныне он наш союзник.
Все разом повернулись ко мне и стали разглядывать, даже среди женщин за очагом наступила настороженная тишина.
— Что-то он молод для прозвания сэсэном, — сказал недоверчиво старик и снова поднес к губам отставленную было чашу с кумысом. — Или у монголов теперь все главы родов и племен стали мудрыми.
— Не знаю, какими стали у них главы остальных племен, но наш гость заслужил прозвание мудреца своими тяжкими трудами, — сказал Бардам.
— Из каких ты монголов, и от кого ведет свое происхождение твое племя? — спросил старик.
— Задараны ведут свое начало от приведенной жены Бодончара, которая была из народа задар, и относимся мы к монголам-дарлекинам, — ответил я и пристально всмотрелся в старика, ожидая, что он еще спросит.
— Это означает, что ты не борджигин, — продолжая прихлебывать из чаши, проговорил старик, и будто бы его интерес ко мне угас. — Очень жаль, очень жаль.
— О чем это ты, старый сказитель Даха, так пожалел? — спросил Бардам, а сам с нетерпением, чуть приподнявшись, сурово глянул на женскую половину.
— У нас, у монголов-борджигинов, с некоторых времен вспомнили многие мудрецы про одно старинное пророчество. Оно гласит, что придет время великой смуты во всей великой степи, а когда от нее устанут все племена и роды, тогда родится великий муж, который будет призван Вечным Синим Небом для объединения в единый улус всех жителей войлочных юрт, установления единого и твердого порядка. Смутные времена черным вихрем кружат по кочевьям уже десятки лет, все люди забыли покой от всевозможных войн, смертельно устали, Алтан-хан скоро накинет ярмо на все племена и улусы, а человека, наделенного Небом мудростью и силой для свершения великого дела, все нет и нет, — старик тяжело вздохнул, снова сожалеющее посмотрел на меня и опять взял обеими руками чашу.
Его речь, его вопросы, а также частое хлюпание кумыса в чаше меня начали раздражать, а сам седой старик показался похожим на старого облезлого козла, особенно из-за редкой бородки.
— Разве во всей степи достойные люди рождаются только у монголов и только у борджигинов? — спросил Бардам.
— Наши борджигины имеют небесное происхождение, и в пророчестве упомянут человек из них. Племена монголов ни за каким другим человеком, каким бы умным и смелым он ни казался, не пойдут. Борджигины — это древний ханский род.
— У нас, у задаранов, про такое пророчество никто не слышал. Может быть, ты говоришь о нем, потому что ты сам из борджигинов или его придумали ваши сайты? — спросил я, внутренне надеясь, что этот борджигинский старый козел выйдет из себя и «потеряет лицо».
Но ничего такого не случилось. Сказитель Даха лишь озорно и громко расхохотался, потом вытер руками навернувшиеся на глаза слезы и примирительно заявил:
— Молодой нойон, я не хотел тебя или кого-либо унизить. Достойные мужи были, есть и будут среди всех народов, но пророчество, притом давнее, известно многим сказителям, и в нем говорится о баторе именно из монголов-борджигинов. Когда, где, в каком роду или племени оно впервые прозвучало, мне не ведомо, и сказал о нем я не потому что сам из борджигинов, о нем молва ходит в народах давно.