Нашу музу тискает рок-н-ролл
Звуком морит ее виски, кричит.
Я увидел ее с четырех сторон,
Нашу музу, и пошел в общепит.
* * *
Сны похожи на сны.
Отвечай, не подумав, ты кто?
Между звуком и телом не надо зазора
Словно снова другой пустоту заполняет пальто.
А за снами шпионить — не хватит ночного дозора
Эти сумерки снова проворнее всех
Снов, фантомных твоих приближений.
На скамейке роса рассыпает свой мех
Но боится расчески, не меньше твоих отражений
Наши «бродские» песни надежней всех.
Говорю, тридцать лет загубив по окраинным клубам,
Где ты тоже имела немалый успех
У прыщавых студентов, знающих про Гекубу.
* * *
Рок-н-ролл играет в твоем углу
Превращая себя в себя.
Это чудо почище, чем рождество
Или ему родня.
Веру в знойные города
Что пунктиром прошла сквозь мозг
Нам пришлось отдать за глоток огня…
Только выпить не удалось.
* * *
Как легко тебе — «небо надежды»!
В небе тоже ведь кто-то живет
Вот и мучается в безбрежном,
В разлинованном пилот.
Изучая движенья экрана —
Строчки облака на голубом —
Два героя танцуют, пусть спьяну,
Да болтают опять о своем.
О чужом не выходит сегодня:
Небо близко, но хочется спать.
Два уставших спустились на сходни
Восходящее солнце толкать.
Василий Сыроежкин
Страница
Страница убористым почерком —
Кто-то оставил знак.
Страница с прощальным росчерком
Среди деловых бумаг.
Страница серьезного текста
Среди анекдотов и поз.
Страница, занявшая место
Истерик, мольбы и слез.
На ходу
Я выйду на ходу
Из всех вагонов жизни,
Оставив чемодан
В оплаченном купе.
Случайные попутчики
По мне не справят тризну,
А старые друзья
Рассеются в толпе.
Я буду помнить шаг —
Последний и крылатый
И тот финальный свист,
И сдернутый стоп-кран…
Я выйду на ходу
Из всех вагонов жизни,
Оставив вам стихов
Последний чемодан.
* * *
Нет больше этого мотива.
Погас. Исчез из головы.
Твой друг-игрок «Локомотива»
Не пил и не курил травы.
И оттого в рядах умерших
Мне не хватает лишь его.
Послушай! Это бьется сердце!
Не предвещая ничего.
Одна
Одна уезжает в Томск, другая в Сургут на год,
Здесь ливни по крышам бьют, вода замерзает в лёд.
Деревья исходят смолой, жужжит насекомых рой:
Одна из Сургута на час, другая из Томска — домой.
Смурнеет мучнистая высь и мерзко исходит дождём,
Мы ждём из Сургута вестей. Из Томска уже не ждём.
Они к нам придут, смеясь, и так же легко уйдут,
Когда поезд объявят на Томск и самолёт на Сургут.
Мария — юный возраст
Мария — юный возраст лежала под ольхой,
В её худой ладошке светился золотой,
А дома мама злая грозила кочергой,
И старый отчим пьяный едва не пнул ногой.
Мария — юный возраст мечтала и плыла
По бурным водам Стикса под знаменем Орла…
А дома подгорали на газплите блины
И брат опять подрался и разорвал штаны.
Мария — юный возраст зарылась в лопухи,
Её друзья — подруги такие дураки,
И дома всё не ладно, и дед вчера сказал:
«Иди гуляй, шалава!» и серьги отобрал.
Мария — юный возраст в коричневых туфлях,
С красивой шевелюрой, с заколкой в волосах
С огромными глазами заплакала навзрыд,
И дома все сказали: «Ну что за мрачный вид?»
И брат штаны заштопал, и дед ворчать не стал,
И мама приласкала, и отчим не пристал,
И в худенькой ладони согрелся золотой,
Мария — юный возраст лежала под ольхой…