Иногда ему становилось жалко, что он так нелепо потратил лучшие годы своей жизни, что не пришел к нынешнему, гармоничному состоянию сразу, ведь тогда все могло бы устроиться по-другому. Но это была, возможно, его последняя иллюзия и она ему не слишком часто досаждала. Он решил считать, что все в жизни происходит с нами именно так, как оно и должно произойти. И на этом утешительно фатализме обычно успокаивался в своих сомнениях. Или просто шел смотреть на облака, плывущие над рекой.
Дедушка же по-прежнему был убежден, что внучка исцелили пчелы, и мог по памяти перечислить всех наркомов, как иной поминает святых.
Не жди, пора!
Вот уже и весна. Приятно, что она начинается с замечательного праздника, легкого и жизнерадостного, игривого, шаловливого и томного. Это день кошек. Отмечается первого марта. Вы не знали?
Сразу за кошками, третьего числа, отмечают свой праздник другие загадочные существа — писатели. Если кошек каждый из нас видел в изобилие, то живых писателей, только по телевизору, как экзотических существ из программы Путешествия натуралиста. Я видел несколько писателей живьем, но они были маленькие, местные. У нас крупная особь не живет. Климат что ли не тот.
Бывает, их привозят к нам по Транссибу, но народ плохо на них ходит. Ну, если только, что-нибудь редкостное. Какая-нибудь там Коэлья… тогда да. Ее смотрют.
Сразу за писателями отмечают свой день женщины. Они тоже загадочные. Грацией женщина соперничает с кошкой, а умом превосходит среднего лауреата Нобелевской премии по литературе за последние двадцать пять лет.
Присутствие в нашем мире женщин-писателей, а в прокате кинофильма «Женщина-кошка» — свидетельствует о том, что все эти праздники связаны между собой и недаром расположены в такой последовательности.
Но это все так — весеннее словоблудие. Простите.
А я хотел вам рассказать историю, связанную со времен. Как я ждал поезда. Было это больше пятнадцати лет назад, в одном сибирском городе, через который поезда следуют транзитом. Был конец лета, народ возвращался из отпусков, и взять билет на проходящий поезд оказалось непросто. Несколько дней я приезжал на вокзал за час до прибытия проходящего и пытался пробиться к окошечку кассы. Потом, после выселения из гостиницы (денег оставалось только на билет) перебрался на вокзал окончательно. И я увидел, что там уже целая коммуна таких как я. Они жили табором на чемоданах и знали по имени отчеству всех кассиров и дежурных по вокзалу. Их дети усаживались кататься на огромный, промышленный полотер, с которым уборщица двигалась по залу, и были счастливы. Взрослые уже не могли получать такой радости от катания на полотере, они хотели только на поезде и были хмуры.
Я посмотрел и понял, что мне никогда в жизни не переждать всех пассажиров с детьми, которые пользовались приоритетным правом в очереди. От этого мое ожидание сделалось бессмысленно и окончательно невыносимо. В этом городе я не знал ни одного человека, кроме директора местной филармонии. И то не лично. Его звали Натан Осипович. Его хорошо знала моя тетя, которая жила в другом городе. Я вошел в кабину для междугородных переговоров и, позвонив тете, объяснил ситуацию. Сказал, что мне уже нечего есть. Что я не ел три дня. Она обещала мне помочь. Повесив трубку, ободренный я пошел в буфет и купил себе кофе и бутерброд с ветчиной. Жизнь показалась светлее. «Выше голову!», как говорил мой армейский приятель, несгибаемый подлец Эдик Калинин.
А тем временем моя тетя уже звонила на рабочий телефон Натана Осиповича. «Мальчик на вокзале. Третьи сутки. Голодает».
Я доел бутерброд, выкурил сигарету и прочитал от корки до корки журнал, который нашел на полу под креслом в зале ожидания. В это время женский голос из динамика объявил нечто странное. Я прислушался и понял, что это мое имя и фамилия. Мне сразу показалось, что все на меня смотрят, и я проследовал, как просил голос, к окошку справочного. Там стоял седой представительный еврей в темном костюме. Внимательно оглядев меня, он спросил: «Это ви мальчик?»