Куда еду? Еду ли? Это — Рязань? Рязань? Рязань? Ryazan? Да что это такое, черт возьми? «Подскажите, как проехать к ***» — название улицы незнакомо; «Вы не знаете, эта маршрутка доедет до ***?… А какая доедет?…» — «Простите, не знаю»… Гостья? Здесь?… Щемящее чувство дома: от сумы, тюрьмы да Рязани не зарекайся. Нелепое смешение досады и радости; абсолютная — а бывает относительная? — амбивалентность. Одномоментно. Одновременно. Во Времени Прошедшем и Будущем. В Настоящем. В Настоящем Продолженном. Всегда: нераздельно, неразрывно. Быть может, всегда.
«В Рязани ликвидирована оранжерея конопли», «С наступлением обильных снегопадов, пришедших на смену аномально теплой погоде, в городе Рязани начала работать снегоуборочная техника», «Два дня в Рязани находилась спортивная делегация китайского города Сюйчжоу из провинции Цзянсу…»
Что ни камень — то преткновение: Рязань на шее.
Захожу в магазинчик — когда-то на его месте был молочный, тот самый: и эти стеклянные поллитровые бутылки с молоком, запечатанные золотистой, серебристой, светло-зеленой фольгой… Наверное, я бы втридорога переплатила именно за такую бутылку; и вот некие умники, давным-давно просчитав мое — и еще нескольких миллионов таких же «ностальгирующих» — желание (хотя и относительно другого «продукта»), подсовывают в другой лавчонке то самое ситро — БУРАТИНО… Не покупаю, ухожу: угадайте с трех раз.
…А вот и школка — весьма средняя, облезлая, сколь ни крась. Таких не счесть; за версту несет скукой, Рязанскими училками (нет-нет, среди них есть и нормальные… и даже ухоженные, попадались) и мокрым мелом (едва пишет по доске, пусть ту даже и «сахарной» водой терли): ничего не изменилось, только цвет — вместо поносно-желтого — грязно-бордовый. А вот школкин двор с той же гробоподобной атрибутикой и все та же дыра в заборе, через которую можно «срезать» угол и выйти на другую улицу через беседку: ничего не изменилось. Вот тот же магазин с порядком поистаскавшейся вывеской СЕМЕНА, которая уже не раздражает, как раньше. Все тот же унылый продуктовый, где маются очередные продавщицы в тщетном ожидании функционального хасбанта, которого не будет. Вот «Изумруд», где бабушка покупала внучке чудесный золотой перстень, не подозревая о том, что через двадцать с лишним лет его у нее украдут. Вот экс-«Галантерея», «Обувь» (ау, коричневые лакированные туфли на воттакенном каблуке!), ничем не примечательный, кроме связанных с ним «сюжетов», ДК, музыкалка: ничего, как будто, не изменилось. Крошечный двухэтажный домик, притаившийся в малюсеньком подобии парка; кажется, зайдешь туда — и выйдет ***: «Привет, Натали! Иди в класс» — но *** давно в Питере, Рязань никогда не любила, однако бросить город решилась лишь в пятьдесят: «на подоконнике Европы» ей лучше.
Странные (порой чудовищные) отношения с Рязанью возникали у многих. N, вернувшись «к пенатам» через восемь лет после вынужденного расставания с «большим городом», раньше срока (впрочем, о сроках здесь не судят) оказалась на все том же пресловутом Шоссе Энтузиастов; город методично убивал ее. Пил: каплю за каплей. И — выпил, убил: «Я даже не смотрю по сторонам, когда выхожу на улицу, только под ноги» (она — мне, уже в прошлом веке).
И я зажимала порой нос, чуя легкое головокружение от некоего абстрактного — ан нет его реальнее — удушья, со страшной скоростью «носившегося» в воздухе, нагонявшего тебя если не с помощью «ума», так «хитрости»… Силки. Капканы. Петли. Они тесны и унылы, эти вполне нормальные улицы — и лишь потом, много позже, понимаешь, что только там, около дома, где прошло детство («Стареешь, мать!»), и хочется порой оказаться. Однако… в качестве гостя. Любить Рязань лучше издали — как, впрочем, и любую другую точку на этом маленьком шарике, включая и Москву, и Амстердам, и… Даже «самую-самую»: подноготная почти всегда исключает любовь. Мысль, впрочем, не нова. Что не исключает возможности ее дублей. Basso ostinato: чрезвычайно упорный бас.
Ольга Татаринова[9] (1939–2007) в книге «NON FICTION: „Кипарисовый ларец“»[10] описывает Рязанское свое студенчество как «тусклое» и «пропащее». Одновременно читаем в ее «DIARY»[11] вот что (не знаю, писал ли об этом городе кто-то лучше неё): «Хочу в Рязань, потому что цветет там сейчас черемуха, и комнаты в нашем доме-общежитии полны запаха ее и света; кто-то сидит в читалке, смотрит в окно, заторможен и заворожен — в солнечном столбняке, и кого-то не пускают на улицу без пальто.