Договорились, что на сегодня Юрий Павлович должен завязать с потреблением любых доз спиртного. Таково было требование широкой общественности. Но где она, эта самая общественность? А везде, где мы будем останавливаться для дежурных литературных выступлений.
— Я всё понял, — он виновато развел руками, не желая больше обижать почтеннейшую Лидию Борисовну.
Инцидент вроде бы был исчерпан до дна и мы поехали дальше. Сопровождавшие нас два молодых казаха заливисто пели на родном языке грустные песни, обращенные к прекрасной Мириам. Тут же тексты переводились на русский, и мы приветствовали исполнителей дружными хлопками.
В степи не на чем остановить взгляд. Песок и полынь. Но вот вдали, как призрак, показался одинокий всадник в чапане и малахае, он помахал нам плетью и тут же скрылся за барханом.
Я знал, что это еще не Семиречье, а только преддверие его. А дальше пойдут заросли карагачей, барбариса и тутовника. И так будет до самых высокогорных пастбищ — джайляу, где царствуют воистину буйные травы и прохладные родники.
Областной центр Талды — курган тоже не впечатляет. Правда, есть здесь и многоэтажки, но в большинстве своем — мазанки, возле которых важно разгуливали верблюды и суетилась босоногая ребятня. Короткая остановка на главной площади, обычные в таких случаях приветствия и автобус катился дальше, только уже в сопровождении нескольких легковых автомобилей.
Лишь где-то во второй половине дня мы прибыли к положенному месту. Здесь, на высокогорном плато, нас ожидало великое сборище людей. Слышалась возбужденная чужая речь. Мелькали кофты и платки самых немыслимых расцветок. Да, это уже не чопорная Алма — Ата, а настоящий Восток, только без присущих ему закоулков и базаров.
— Какой тебе Восток! — нехотя возразил Казаков. — Извини, базары не функционируют без особого указания партийных органов. Ждем — с!
Он уже разведал, что выпивки здесь завались, но палатки откроются только после байги и козлодранья. Но эти национальные игры могут затянуться надолго. Ужасающее средневековье!
Видел, что человек погибает на глазах, но что я мог поделать? Либединская не отходила от секретаря здешнего райкома партии и оба то и дело поглядывали в сторону Казакова. Попросить секретаря о снисхождении? Да неудобно как-то писателям говорить о водке с ответственным человеком. Что подумают о нас?!
Тогда мы с Юрием решили пройтись по юртам. Не может же быть такого, чтобы в огромном ауле не нашлось ни одной бутылки. Пусть не водки, а какой-нибудь наливки или настойки — всё равно. Ведь кончается талант да еще какой!
— Лучше б не пил этот коньяк! Сделал себе хуже, — Казаков едва сдерживался, чтобы не броситься на землю и не разрыдаться горько — прегорько.
У богато расшитой юрты пожилая казашка веничком сбивала кумыс. Уже отчаявшийся от рвущей душу несправедливости Казаков решительно подошел к ней и откровенно признался:
— Мне надо водки.
Казашка пугливым взглядом степной антилопы смерила его с ног до головы и протянула Казакову берестяной туес с кумысом. Писатель отстранил посудину плавным иллюзионистским пассом:
— Отец у тебя есть, которого по — вашему зовут ага? Позови агу, кызынка! Хочу видеть его. Ты — казашка, я — Казаков, позови!
— Ойпырмай!
— Тогда мужика своего позови.
Хозяин этой богатой юрты оказался добрейшей души человеком. Разговорились. Он бригадир колхозного гурта, а совсем недавно работал в городе преподавателем. Потянуло в родные места.
— Что надо?
— Похмелиться есть чем?
— Есть.
В это время и приметила нас любезная Лидия Борисовна. Подошла к нашей компании и строго предупредила:
— Не теряйтесь, мальчики. Выступаем сразу после скачек.
Она исчезла так же быстро, как и появилась. Бригадир проводил её сторожким взглядом и спросил нас:
— А вы случайно не писатели?
— Писатели и не случайно.
— Тогда подождите меня здесь.
Кто не наблюдал настоящую байгу, тот не видел Востока. Разъяренные всадники, жаром пышущие кони и ошеломительный рев луженых глоток. Не становись на пути — тебя стопчут, не пытайся перекричать соседа — порвешь голосовые связки и онемеешь навсегда, не маши руками — оторвут с мясом, а то и ненароком врежут по морде. Но ты как хочешь, так и поступай — на то она и байга — традиционная скачка у казахских лихих джигитов. Тысячи лет пытались вогнать её в какие-то правила и ничего доброго из нововведений не получилось и не получится никогда.