У Шварцмана готов свой ответ, но он искал точную формулировку. Уж такой у него характер: поразмыслить прежде, чем сказать. Может, поэтому он и сидел с вами здесь, а не в концлагере. Впрочем, когда нужно будет, ребята с Лубянки не станут долго искать повода. Надо, так надо!
Шварцман говорил о том, что не устраивало его в работе Мейерхольда:
— Он убил Островского. Это же произвол!
— Всеволод — новатор, преобразователь театра. — Гудзенко бросил в жаркий костер диспута своё полено. — Его метод — биомеханика.
Пока полено еще не совсем охвачено пламенем. Режиссеры молчали. Но вот взорвался импульсивный Рерберг:
— Биомеханика? Кому она сегодня нужна?..
— Не скажи, Миша! — упрямо насупился Гудзенко.
— Искусство условно. Это особенность жанра! — выкрикнул Шварцман.
Разговор резко оборвался, когда в комнатку легкой поступью неожиданно вошла знаменитая в прошлом актриса. Она-то знала настоящую цену искусству. Она работала на него не только сердцем и головой, но и ногами, выступая в балетных сценах. Именно поэтому напустилась на старшего по возрасту режиссера — Анатолия Васильевича:
— Как вы смеете критиковать Всеволода Эмильевича!
Старушка приблизилась к окну, осторожно, одними пальчиками, подняла статуэтку и поцеловала Мейерхольда в фарфоровый лоб. А статуэтка доверчиво прижалась к её груди и тут же спряталась в складках старомодной кофты.
— Зачем вы его так? — не без кокетства спросила актриса.
И спорщики виновато ссутулились, засопели и разошлись по углам, и надолго умолкли. Но Шварцман еще не сдал окончательно своих позиций. Вежливо, как к ребенку, обратился к надувшей губы старушке:
— Но согласитесь, это же неразумно, после напряженных сцен выпускать на публику передовых рабочих и колхозников. Или то и дело актеры падают в обмороки!
— По-вашему неразумно, но только в поиске рождается настоящее искусство, — с обидой на всех отпарировала она, оглаживая холодный фарфор. — Вы меня удивляете, товарищи!
Режиссеры бросились к артистке. Она неправильно их поняла. Ведь диспут — это верный метод установления истины. Может, тут все согласятся с вами. Да о чем говорить! Вы совершенно справедливы!
Она улыбнулась с видимым удовлетворением и исчезла неизвестно куда. А костер диспута пока что не угас. Он оказался даже несколько жарче. Где еще можно поговорить от души, если не в гостях у самого Мастера?
Несостоявшаяся встреча
Все пережитое — это, прежде всего, встречи со знакомыми и незнакомыми людьми. Их было много в моей жизни. Некоторые состоялись, некоторым этого не позволили обстоятельства, часто бывающие превыше наших желаний и устремлений.
И никакая раскладка вещих карт на ломберном столике жизни не сумеет изменить слагающуюся ситуацию. Впрочем, я вообще не очень-то верю в предсказания ясновидцев и разного рода карточных пророков. Всё это — не стоящая внимания чепуха. Те же игральные карты были придуманы не выдающимся ученым и даже не алхимиком, а каким-нибудь бездельником для бесхитростной игры в дурака и преферанс, но никак не для предсказаний сложнейших превратностей человеческой судьбы. Что будет с нами сегодня и завтра, знает один Бог.
А верю я в первоначальное предопределение жизненных коллизий. Каким человек родился, таким ему быть с небольшой корректурой по жизни. Но это еще не аксиома. В возможностях каждого многое изменить в заданной ему программе. Для этого человеку даны характер и воля, и еще комбинации звезд на ночном небе.
В этот раз что-то было не так в созвездиях Большой Медведицы и Ориона, потому и не состоялась интересовавшая меня встреча. Смутное предчувствие её я ощутил давно — еще при первых посещениях города смельчаков и романтиков Дивногорска в шестидесятые годы прошлого века. Тогда город выглядел более чем своеобразно: бараки и палатки, куда ни глянь. Они цепочками растянулись по дикому берегу Енисея и заполонили все таежные поляны окрест.
Но уже родилось и стало лозунгом знаменитое стихотворение молодого поэта Владилена Белкина:
И днем, и ночью не умолкали шальные гитары — как везде на крупных стройках, работы велись трехсменно. Люди мирились с палаточным неуютом и скромным меню в столовых, наспех оборудованных под развесистыми соснами и березами.
А в редакции городской газеты юмористы декламировали великого Пушкина: