Выбрать главу

3

Гори, свеча, в помин души ушедшей, с которой я не повидался на земле. Гори во дни эпохи сумасшедшей, способной всех спалить в одном котле. Гори святым огнем, живое пламя, слезами воска душу ту оплачь. На Высший Суд — уже не перед нами — давно предстали жертва и палач. Гори, свеча, и в память, и во славу Не сломленных ни пыткой, ни трудом. Горит свеча — ты видишь, Боже правый, — как светлый храм на берегу крутом… Его сиянье видно издалёка, его не выморозить, не изморосить. Гори, свеча, светло и одиноко, твой свет никто не в силах погасить.
* * *
Почти две тысячи моих стихотворений — итог скорее грустный, чем веселый. Почти две тысячи ударов головой, несчетное число ударов сердца — о стены каменные и стальные двери, о стены, разделяющие нас: — Услышьте, спорьте или — улыбнитесь!
* * *
Я себя в бутылку запечатаю, брошусь в Клязьму — поплыву в Оку, в Нижнем — Волгой-матушкой покатою закачаюсь, лежа на боку. А перед Казанью пробку высажу, выйду, одурев, на бережок. И в кустах ивовых палку выежу, подходящий посох-посошок. Побреду с улыбкой покаянною в город мой, где молодость прошла, промотала утречко туманное, солнцем сердце глупое сожгла. Ты другой, мой город, думать нечего — все твои кварталы обозреть… Тих, задумчив час людского вечера. ночь глуха, необъяснима Смерть. Но пока мы живы, над разгадкою думаем, за мертвых и живых. Теплится в душе огонь — лампадкою в темном, теплом Храме Всех Святых.
* * *
Великий путаник, мой неоглядный город, ты недоверчиво глядишь с крутых бугров. Не я один узнал тоску и холод твоих осенних стылых вечеров. И все же с этих — с детства! — переулках, в татарской невысокой слободе я познавал — в улыбках, драках, муках — земную цену счастью и беде. Казань меня испытывала, била, теряла, терла, прятала в карман. Лукавила. Вкруг пальца обводила. И — новый заводила вдруг роман! Я жил, дышал. Не гордость и не слава — срываясь, путаясь и вновь теряя нить, я одного хотел — естественного права с людьми и городами говорить! и если голос мой средь шума, визга, скрипа сегодня слышен, я почту за честь Сказать разросшемуся городу: «Спасибо! За то, что я такой, какой я есть!»

с. Ворша, Владимирская область

Владимир Лорченков

Последняя любовь лейтенанта Петреску

— Отвечай, сука, куда магнитофон дел?

Маленький смуглый мужчина в грязных штанах, о цвете которых напоминала лишь надпись у паха, — «Green jeans», — жалобно застонал. Лейтенант Петреску, пришедший на службу в полицию два года назад, попытался понять: чувствует ли он к мужчине жалость? Ясности в этом вопросе у Петреску не было. С одной стороны, ему было понятно, что допрашиваемый, — тот самый мужчина, — обеспокоен вовсе не возможной карой в виде лишения свободы на некоторое количество лет. Скорее, его мучило похмелье. С другой, Петреску пугала перспектива стать таким же бесчеловечным чудовищем, как его коллеги по участку: ему порой казалось, что они могут избить мать родную, и глазом не моргнут. Поэтому молодой лейтенант (а на участке, где он служил, были и старые лейтенанты) всегда пытался вызвать в себе чувство жалости к тем, кого допрашивал. Но в последнее время получалось у него все реже. Сергея Петреску это пугало. Ведь даже «сукой» он назвал мужичка для проформы, не от души, вовсе не из-за жестокости. Просто так полагалось.

— Жестокий человек никогда не сможет работать в органах! — учил когда-то на лекциях студента Полицейской Академии Сергея Петреску и всю его группу полковник МВД в отставке, Николай Блэнару. — Но и добрый человек там долго не продержится. Выживают лишь равнодушные. Всем ясно?

Студенты дружно кивали, и столь же дружно на экзаменах на вопрос, каковы моральные качества будущего офицера полиции, назубок отвечали: коммуникабельность, доброта, умение вникнуть в человеческие проблемы. Группы выпускались, кто-то (Петреску, например) получал диплом, медаль об отличии, и значок стрелка-перворазрядника, кто-то — всего лишь диплом. Садисты затем уходили в патрульно-постовую службу, толковые — в оперативники, а вот лейтенанту Петреску не повезло, — им укрепили 134-й участок полиции района Нижняя Рышкановка города Кишинева. Слава у района была аховая: здесь в домах-малосемейках жили, как правило, алкоголики, мелкие преступники, и сильно был развит феномен дворовых банд. Хотя последствия становления рыночной экономики в Молдавии подействовали на район благотворно: мало помалу сюда стекалась, продав прежние квартиры в приличных районах (чтобы хоть как-то питаться) городская интеллигенция. На прошлой неделе, с гордостью вспомнил Петреску, у кинотеатра «Шипка» ограбили и избили до потери сознания режиссера театра имени Кантемира! А если в районе селятся такие люди, значит, это о чем-нибудь да говорит.