Вот откуда наш магнитогорский барак. Его защитительный смысл, образ были намолены с эпохи бронзы, в условиях дикости они вдохновляли на гимны протоарийских поэтов-риши. И эта намоленность, эта поэтическая генетика впитана бараками Магнитки, не только матери, но и они рожали писателей и поэтов современной Магнитки, всех славных советских городов эпохи индустриализации. Такая метафизика получается, почему-то я верю в неё… Структура нашего мышления одинакова, мы же люди. Какие бы ни менялись культуры на данной земле, сохраняются особенности бытия, технологии быта, культурные артефакты, генетика образов и пространства. Нужно только присмотреться — в настоящем есть и прошлое, и будущее.
Н. Я. И ведь именно такой взгляд на мир делает человека более устойчивым, более жизнеспособным! Эта вертикаль памяти играет роль фундамента.
С. Ф. Это делает человека счастливым. У меня маленький домашний музей, я окружил себя артефактами: есть пальма окаменевшая из Кызылкумов, каменные топоры, скульптурка Анахиты, кружечка той эпохи — я продлеваю этим свою жизнь, и у меня много в стихах об этом говорится.
Н. Я.
Во мне ещё живут инстинкты диких джунглей,
Волнение морей, паренье странных птиц.
И тлеют по ночам сырых стоянок угли
И пробегают тени неповторимых лиц…
С. Ф. Начиная с австралопитека, я знаю каждый шаг человека, как он приручал речную гальку, что он делал, как он охотился.
Я знаю, когда человек сделал йеменский переход, какие генетические дрейфы были, как ветвились две главные генетические линии. Я переношусь туда, разговариваю с теми племенами, сидя у себя в кабинете. Да, я оттуда, моя материальная субстанция оттуда, и я-то сам живу столько, насколько знаю историю — а это сотни тысяч лет в прошлое.
Н. Я. Салим Галимович, позвольте завершить нашу беседу строками из Вашего стихотворения:
Я плакал у старинной сардобы.
Здесь нет воды. Зловоние и сырость.
Истории доверчивой на милость
Все титулы и почести сданы.
А жизнь была.
Пусть лет пятьсот назад.
Об купол бился ропот земледельца,
И кто-нибудь в восточные глаза
В часы любви не чаял наглядеться.
О, время, ты жестоко! Мы порой
Тебя неумно, суетливо тратим.
Остановилось посреди тетради
Моё неискушённое перо…
Уходит всё. А слёзы ни при чём —
Святая сила в этой светлой грусти.
О, сколько счастья нам ещё отпустит
То время, что когда-то утечёт!
Ульяна Лазаревская
Антигона
За всё, за всех, кого я так люблю…
а более — за тех, что ненавижу…
я вновь неуловимое ловлю
и будто бы невидимое вижу…
пусть небеса разверстые — шумят,
но мальчику да снидет с неба вёрстка…
тогда тебя развоплотивший яд
останется толчком в кору напёрстка!
не пей вина! и больше не вдыхай
чертополоха, ябеды и сплина!..
ты думал — воля?!! полно! вертухай —
как встарь — на вышке!.. и цветёт малина…
На скрежещущем льду перегона,
На границах, объятых чумой, —
Я была бы тебе Антигона,
Брат, отец и возлюбленный мой…
Пусть напрасно пустые глазницы
В искупительную вышину
Запрокинуты — мира истица,
Я не зря твою руку тяну!
Но нездешней тоской озабочен
И постыдной мечтой увлечён,
Побираться у грязных обочин
Повелитель судеб обречён…
Он пугается визга и лая,
Озираясь на шорох и скрип,
Мудрый сын Иокасты и Лая,
Провокатор возмездья — Эдип.
И, в репьях заблудившись, как в звёздах,
Суковатою палкой слепца
Злобно хлещет невидимый воздух —
В бога-сына и бога-отца…
Направленье зачуяв по звуку,
Отрекается… кличет… клянёт…
Он отнимет у дочери руку —
И в смердящую бездну шагнёт…
Чтобы — вне бытия и закона —
На ветру леденящем — одна,
Вечно мстилась ему Антигона,
Дочь, подруга, сестра и жена…
Елена Донская
Свет и отсветы «Очага»
Ведь если вдуматься, то люди,
в сущности, тоже, может быть,
пожалуй, со всеми оговорками,
заслужив ают тщательного ухода.