Вертодром за Юганкою… Жаром давнуло
От оплывшей обшивки — июль… «От винта!» —
Взмах рукою… И — гром… И могуче втянула
Вертолёт в бесконечность свою высота,
Повлекла его выше и выше…
Он, пронзая пространство, стальная метель,
Пересёк тундру и прямо к вечеру вышел,
Прижимая оглохший кустарник, на цель:
Перед ним, то на струи дробясь, то сливаясь,
Не олени — сам ужас, кромешно давя
Изнемогших, по тундре стекал, низвергаясь
За слепой горизонт…
А «летун», торопя
Эту лаву безумья, намётанным взглядом
Отстрелил от клокочущей массы косяк,
Забирающий вбок, и — обрушился рядом
Чадным грохотом, вонью бензина, да так,
Что буквально всадил себя в стадо… Слепая,
Заполошная масса в пять тысяч голов
Растворила его, за собой оставляя
Только холмики трупов, перемолов…
Знать, у варварства норов везде одинаков,
Ведь, плодя изнуряющий страх,
Точно так же безумных сайгаков
Гнал пилот в проливных Маюнкумских степях,
Мелкий винтик в проклятой системе…
Ну, так что же в нас негодованье молчит,
Ведь теперь, просекающий время,
Вездесущ, он над нашею тундрой царит?!
Стадо потно катилось к реке, выгибая
По лекалу рельефа — измученный гул,
И, передних быков от него отжимая,
Стадо встретили залпами на берегу,
Грубо смяв его бег… Кровь!
И по небосводу
Полоснул дикий крик — страшный шёл обмолот…
Тех, кто прыгал с обрыва в кипящую воду,
Били — изнемогающих, взмыленных — влёт.
Всё плотнее, по берегу перебегая,
Бил огонь, не спасут ни рога, ни ладонь…
Ну, а сзади грубей напирали, толкая
Обречённых — под самозабвенный огонь.
Кровью плакал затоптанный вереск…
Тех оленей, что в ожесточённом рывке
Пробивались через огнедышащий берег,
Добивали — кровавые пятна — в реке.
План давали, усердные винтики бойни?
Как — без сил… огибая песчаный мысок…
Оглянулась на них олениха — из боли,
Круто выпялив кровью залитый белок!
И, держа её в непререкаемой власти,
Смерть сомкнулась, как дряблые воды, над ней…
До сих пор, изнуряя, сознание застят
Груды шкур оплывающих, горы костей —
Я их встретил во время каслания. Жутко
Вдруг блеснул под луною олений оскал.
Пресыщенье безумием, немощь рассудка —
Кто
в курганы гниющие запрессовал?
Время, словно речная вода, замывает
Кровь забитых оленей, спешит… Но, пока
Истлевают останки их, не истлевает
Безутешная память.
Июль… Облака…
В лёгкий, матовый жар окунает простуда…
Но с тревогой взгляни, только солнце взойдёт,
В безмятежный зенит — вдруг оттуда
С рёвом вынырнет, день просекая, пилот?
И тебя же — в распад, ужасая, вобьёт.