Вечером три килограмма драгоценной солёной снеди в двух полиэтиленовых кульках, вложенных один в другой, и в холщовой сумке с изображением Боярского запихиваются под нижнюю полку купейного вагона рядом с драгоценным рок-н-роллом. Боб сразу же застилает эту полку постелью, садится на неё и так будет сидеть всю ночь.
— Я в поезде никогда не сплю, — говорит он.
Ну, не знаю, так ли это, но веских причин бодрствовать, чтобы стеречь добытое, более чем достаточно. И в этом деле Боб не может довериться даже мне.
Несколько раз я просыпаюсь среди ночи от болтанки, неясного света, блуждающего по лицу, и, свесив голову с верхней полки, поглядываю на рыжую макушку. А он, упёршись невидящим взглядом в чёрное окно, чуть покачивается, бьёт в такт большим пальцем правой руки по животу, как по воображаемой гитаре, и тихо напевает на мотив из «Дыма над водой»[7]:
И колеса повторяют почти то же самое. Запах в купе стоит… удивительно, что соседи спят, ничего не замечают.
Ранним солнечным утром мы возвращаемся в нашу родную провинцию. Тысячи примерных комсомольцев уже сделали утреннюю гимнастику и отправляются в школу, на работу и в институт, а два отщепенца на красно-жёлтом чехословацком трамвае едут к Бобу домой, везут чуждую и идеологически вредную музыку, купленную у спекулянта за баснословные деньги.
— Привёз? — встречает нас Ася Львовна и, довольная, утаскивает Боярского с селёдкой на кухню.
А мы, наскоро перекусив Асиной яичницей, ещё долго рассматриваем шикарные глянцевые конверты, затянутые прозрачным пластиком, в уголке которых есть небольшая круглая дырочка: говорят, что так прокалывают конверты на таможне, когда ищут наркотики. С благоговением вскрываем один за другим привезённые шедевры, вдыхаем сладкий иностранный запах и читаем даже самые мелкие надписи — всё вплоть до Copyright.
Первый диск бережно, двумя руками, придерживается за края и укладывается на проигрыватель «Эстония».
Вот он начинает крутиться, вот уже игла прикоснулась к чёрному винилу и отражается в нём.
Мы садимся прямо на пол у противоположной стены и молчим.
Молчим, внимая мистеру Людвигу, сэру Хаммонду, мастеру Гибсону, лорду Стратокастеру[8] и «языку вероятного противника». Последний раз «АнЭлГи» собирается в полном составе в банкетном зале Дома быта — в качестве гостей на свадьбе Боба. Институт окончен, и многим вскоре нужно уезжать по распределению. На свадьбе играет ресторанный ансамбль.
Невесту зовут Алёна. Она — на пятом месяце и немного похожа на большой белый кочан капусты, растущий в конце грядки пышного стола рядом с рыжим цветочком головы Боба. Ася Львовна в розовом кримпленовом платье тихо сидит недалеко от молодых, и больше никого, кроме неё и четырёх «анэлгов», среди гостей я не знаю. По-моему, все остальные — это многочисленные родственники невесты.
Все крепко напиваются, орут и задорно пляшут под «Ягоду-малину». Я — тоже, но периодически настойчиво пытаюсь узнать у невесты, знакома ли она с творчеством Джимми Хендрикса? А Дженис Джоплин? А Эрика Клэптона?
Она всё хохочет, широко открывая ярко-красный рот, Боб сердится, и в конце концов меня утаскивают «подышать».
Проходит полжизни и ещё немного.
Я с женой и уже довольно взрослыми детьми оказываюсь на концерте Ринго Старра в большом крытом чикагском стадионе «Роузмонт».
Ощущение абсолютной невозможности происходящего, постоянно живущее во мне с момента прилёта на американскую землю, становится ещё явственнее, когда худой, бритый налысо, с седой щетиной на лице и одетый во всё чёрное Ринго начинает петь простенькие «битловские» песенки.
В нём нет никакого «рокового» апломба. Временами он даже не совсем чисто интонирует и немного смешно подёргивается возле микрофона — головой, руками, — будто неопытный кукловод управляет откуда-то сверху куклой, изображающую знаменитого Ринго. И народ в зале почему-то постоянно бродит: встают с мест прямо посередине песни — excuse me! — выходят в холлы, где продают пиво, попкорн, хот-доги и нарезанные куски пиццы и опять — excuse me! — возвращаются к своим местам.
Правда, потом я понимаю, что эти бестолковые зрители знают наизусть слова абсолютно всех песен. Поют и уморительные семидесятилетние бабушки и дедушки в джинсах, жилетках и широкополых шляпах, и совсем юные ребята и девчонки, с красными и зелёными волосами, в бесформенных кофтах с капюшонами.
Ринго начинает «Маленькую помощь друзей»[9], и я, по старой привычке, прикидываю: это — вторая вещь на «Сержанте». А вот сейчас — «Сад спрута», должно быть, шестая на «Монастырской дороге»… или всё-таки — пятая?
9
8. «With a Little Help from My Friends» из альбома Тhe Beatles «Sgt. Pepper's Lonely Hearts Club Band»