Сгусток надежды и гнева,
На асфальте Москвы, в заиртышской глуши
Тем и жив я, что верой в грядущие древа,
Как в исход кропотливой работы души…
Мир вам, братья по чаяньям, древоязыки!
Да пребудут, в пример всем идущим вослед,
Неизбывно пред вечностью равновелики,
Человек на Земле
и Лес на Земле!
В лице Улисса…
Красноречива, средь алчущих передела
Ниш, обживаемых нищими, так бывает,
Слава меня, прочих пестуя, проглядела
И до сих пор, как внял я, не наверстает,
Тем лицемерней с годами её «не кисни!».
Впрочем, наглядно в примерах благих, бессмертье
Выбросит свежий побег из надсадной жизни,
Чтоб утвердить в колоссах… Потом, при свете,
Не перечтёшь, искупая себя, прощанье,
Что ни тверди нам «бренчание клавиш Пресли…»,
С тем, что взрастило, минуя иных, молчанье
Славных теней по ту сторону Стикса, если
Только прислушаться…
Солнце… Солон… полусонная, по колена,
Пена прибоя… влачащиеся ракушки…
Всё это влажно ветвится в твоём зрачке, но
Не достигает отверстой души — в ловушке
Зоркости к тайнам склонённого сердца. Сиро —
В предназначении, к метаморфозам зноя,
Море, плашмя, — виртуальная маска мира,
Тесная мне… Так неласковая со мною,
К скрипу биографов, к их бесконечным преньям,
Кто ж я, скажи, с одиночеством и тоскою,
Кроме того, что, однажды назрев, я — зреньем
Неутолимо служу этой жизни, с коей
Кротко смеркаюсь…
Когда по мановению пера
Отряхивают снег, то не перечат
Традиции… Послушная вчера,
Дверь, побледнев, не подалась навстречу.
Куда ж назад? — по улочке пустой,
Темно сомкнувшей вежды до рассвета,
И даже снег притихший, под стопой,
Мятущемуся не подаст совета…
В кавернах гнёзд, гнездо вороньих свар,
Ещё вчера, вечор, — участлив с вами,
Неизлечимой ленью залит парк,
Предпочитая не делиться снами,
И — лжёт окно, ведь, невесом, вослед
Ещё ошеломлённому, без меры,
Вздох, прищемлён ладонью, на стекле
Плодит в подтёках памяти химеры…
Что ж старше этой сирости? — кольцо
На безымянном. В порицаньях зыбких
Пусть отдохнёт сумбурное лицо
От вымученной, скомканной улыбки.
Что вечности — приватная напасть? —
Ведь ничего по сути не изменим
Тем, что, упав и плача, не припасть
К точёным, обесточенным коленям.
Где ждут — обнять? Припасть щекой? Понять?
В какую пропасть ни отверста память,
Жизнь, что там ни пищи, не исчерпать
Слезами, как любимую — стихами.
Сутулясь, воплощённая беда,
Так за плечи себя же обнимает,
Что, обмирая, поздняя звезда
Свою ж, в парсеках, зоркость проклинает.
Итак, в недоумении, едва
От потрясенья, выстуженный бденьем
Той улочки, не помнящей родства,
Соседствующей, к ужасу, с забвеньем.
«Затолканная толками» зима,
Обидами обязывая, длится,
Палима междометьями, и тьма
Пылает в проливном лице Улисса…
Годы проходят. Я поздно, язвим терпеньем,
Внял очевидности, при тяготенье к ямбам,
Что тебя нет, как нет — созданной дуновеньем
Воображенья, чья склонность к химерам явным
Образом не осуждает иных за давность
Характеристик. Вблизи океанской пены
Грустно шуршит оползающая реальность
Двух полушарий, выдавленных в песке, но