Журнал «День и ночь» 2010-1 (75)

На заре я проснулся и, пока смотрел за медленным движением поплавка, плывущего в редком радужном тумане, Федя всё укладывал и укладывал, отказавшись от помощи, тяжёлые, пахучие охапки травы в свою небольшую лодку. Лодка огрузла, и головки цветов и стебли трав окунулись с бортов в воду.

Мы попрощались, и он уплыл, растаивая и увеличиваясь в тумане, только вёсла долго ещё были слышны мне.

…Я лёг на песок и закрыл глаза. Я увидел: вот в тёмном и тёплом сарае стоит сейчас тихая добрая скотина и ждёт, когда придёт добрый Федя. Он бросит ей охапку травы, возьмёт ведро и начнёт доить, сладко облегчая большое коровье вымя. Федя торопится, не хочет, чтобы кто-нибудь увидел, как он доит корову.

Сено ей он косит по ночам — чтобы не смеялись злые люди.

Страницы Международного сообщества писательских союзов Рамис Рыскулов Лебединый любодень

На Иссык-Куле

На Иссык-Куле лебедино —
По берегам и там, глубинно,
Где призрачен прозрачный день,
И в поднебесье лебедино.

Не облака в озёрной сини —
То лебединые гордыни
Скользят по волнам и лучам
Со дней древнейших и доныне.
Они живут — не обитают,
Летают с трепетом и тают
В затонах и моих глазах, —
Мои желания витают.

В дали с зелёной пеленою
Белеет лебедь неземною
Красой иль парус на ветру,
Платок, палатка ль под скалою?

О, белокрылых вольниц горны,
Поющие полёт и горы,
Лучи и облачные клубы, —
Мне любы, неизменно любы.
И лёт, и белокрылья сень,
Весь лебединый любодень
Мне суждены, как слова судьбы.

Арбузы, плывущие по реке (фрагмент)

Светлело межгорье, дождями омытое,
В реке полноводной, арбузами полная,
Качнулась арба — и о камни разбитые
Арбузы поплыли, подхвачены волнами.

…Поныне во взоре моём, осенённые
Долинного детства рассветными росами,
Арбузы плывут — тюбетейки зелёные,
Наполнены влажными алыми розами.

Перевод Евгения Колесникова

Я энергичен

Я энергичен
Я энергичен,
мои вздуваются вены,
я энергичен,
видите: пульсируют артерии.
Берусь за многое — уверен, что, несомненно,
достигну многого — и не только в теории!

Порывисты, резки
мои движения,
кости хрустят,
если руку я пожимаю.
Бурлить — нормальное моё состояние.
Вечный двигатель — так я себя понимаю.

От бешеной радости
наливается силой тело,
лечу, как яхта,
грудью волну взрезая,
небо проглатываю,
как беркут, легко и смело,
громоподобный клич
всей планете бросаю!

Глаза — как угли!
Их не закрыть дремоте!
Лечу, обгоняя ветер,
и всё мне мало!
Гепард в прыжке!
Он вытянулся в полёте! —
Вот мой символ, вот воплощение идеала!

Перевод Марка Ватагина

Страницы Международного сообщества писательских союзов Александр Громов Паракало

Рукопись неизвестного автора, отредактированная и подготовленная к печати самарским издателем и писателем Александром Громовым

1

…Проснулся я бодрым, свежим и в то же время с чувством, что не ложился спать вовсе, так, вздремнул чуть-чуть… Снова звёздочки-фонарики потекли к храму, снова мы вошли в храм, заполненный пустыми стасидиями, только в этот раз мне захотелось быть поближе к Царским вратам, и я нарушил покой установленных перед алтарём стасидий (в первом ряду занять место не дерзнул, а вот во второй пристроился), рядом со мной, через одно место, расположился монах — значит, можно и тут места занимать, успокоился я.

Всё складывалось хорошо.

Когда начали петь псалмы, я подумал, а почему бы мне не опереться на скамеечку в стасидии — смотрю, и монах, который рядом, тоже опёрся. Снова протяжно запели, бережно выводя каждую ноту. Это русская песня — долгий путь через степь и лес с приступами отчаянного веселья, а греческая — это лёгкое покачивание на волнах ласкового Эгейского моря.