С размышлениями Виктора Петровича Астафьева перекликаются слова Михаила Тарковского:
«Недавно ехал в поезде с бизнесменом. Хороший мужик. Про храмы разговор зашёл. Он мне: „Были бы у меня деньги, я лучше школу построил бы или больницу!“ Величайшая ошибка. Это всё равно, что руку сделать, а голову нет. С головы надо начинать строительство, с души и сердца. Сначала храмы, а потом интернаты и школы… Кроме сохранения традиций, я вообще никакого смысла не вижу в существовании народа. Россия, одна из немногих стран, которая это ещё сохранила, как бельмо на глазу у остального мира. Её хотят разрушить. Но, слава Богу, ещё очень много людей, которые, не взирая ни на что, поддерживают культуру и другие важные проекты».
Мне Виктор Петрович оставил автограф на книге:
«Геннадию Тихоновичу Волобуеву — в память о встрече, желая добрых дел и доброй памяти».
Таким был В. П. Астафьев — настоящий сибиряк, писатель, интеллигент.
Евгений Степанов[4]
Жила-была Белла…
В одной из своих последних прижизненных книг — «Ни слова о любви»[5] — Ахмадулина написала пронзительно-трагическую строку, похожую на автоэпитафию: «Жила-была Белла… потом умерла…»
Смерть — самый сильный микрофон поэта. После смерти поэта всё встаёт на свои места: становится ясно, кто кем был в литературе, кто в ней остался, а кто — оказался мыльным пузырём. Только теперь в полной мере понятно, каков диапазон творческой реализации Беллы Ахмадулиной.
Каждый настоящий поэт создаёт ирреальный языковой мир. Часто он расположен в зоне между двумя живыми языками — неслучайно многие поэты билингвальны: писал стихи по-французски Пушкин, по-английски Бродский, по-русски Геннадий Айги. Ахмадулина создала свой ирреальный русский язык — велеречивый, изысканный, изобилующий устаревшими словами: отрину, возалкал, возожгу, чело, чёлн, усладою, чаровниц, зело, втуне — идя путём, близким поэтам-заумникам. Делала она это сознательно, подчёркивая в одном из своих стихотворений: «высокопарный слог — заумен…», а в другом прямо обозначая свой поиск: «хлад зауми моей». Высокопарность, отчасти нарочито-отстранённая, и была заумью Ахмадулиной, её иной речью, её вторым языком.
Однако, при всей своей изысканной, велеречивой устаревшей лексике, Ахмадулина была и остаётся абсолютно современным поэтом — конца XX и начала XXI веков. Каким образом она этого добивалась? Примет нового времени, аббревиатур и сленга в её стихах практически нет, просторечных слов — совсем немного, хотя они предельно выразительны (пестрядь, стыдобина, деньга, сопрут, кладбищ), модные англицизмы — всего в двух стихотворениях.
Во-первых, с первой книги «Струна» и во все времена Ахмадулина писала о чувствах, присущих большинству людей. Даже когда она писала о стройках века, она писала о любви, радостях и несуразностях человеческой жизни.
Во-вторых, Ахмадулина имела собственный неповторимый голос, её поэтика на протяжении долгого творческого пути по сути не претерпела изменений, и неслучайно в книге «Ни слова о любви», тщательно и любовно составленной Борисом Мессерером, немало стихотворений из её дебютной книги.
И, наконец, главное: Ахмадулина проявила себя как подлинный реформатор стиха, прежде всего, рифмы, а рифма — это, безусловно, важнейшая часть формы в силлаботоническом стихотворении. У Ахмадулиной практически нет банальных рифм. Все рифмы — неожиданные, новые, не повторяющиеся, почти не встречающиеся у других поэтов.
Уже в пятидесятые годы прошлого века в основу своей стиховой системы она положила ассонансные и паронимические рифмы. Вот, например, её ассонансы: Бывала-болвана; плохого-плафона; арапа-Арбата; стада-устала; дивность-длилась; снежок-смешон; поддакивал-подарками; оранжерее-жирели; мученья-мечети; постигла-пластинка; шипела-Шопена; богат-бокал; проказы-прекрасны; бравада-бульвара; утешенью-ущелью; полон-полог; целовать-словарь; лоно-лилово.
Паронимические рифмы Ахмадулиной нередко глагольные, но тоже неожиданные: плакать-плавать; пригубил-погубил; рисковать-рисовать; надышишь-напишешь.
Составные рифмы она использовала реже, но они тоже занимают своё важное место среди её поэтических приёмов: ухожу ли-джунгли; вётлы-цветётли; влиянье-яли; не пораль-напевать; того ли-торговли; гортань-по утрам; сну ль-лазурь, была там-Булатом.
Ахмадулина своим творчеством как бы развивала мысль Давида Самойлова: «Только представляя себе все многочисленные и сложные внутристиховые связи, можно в какой-то степени достичь „обратных результатов“ — того вожделенного уровня знания, когда по рифме можно будет судить о движении содержательной сути стиха»[6].
4
Степанов Евгений Викторович, Москва, 1964 г. р.
Выпускник факультета иностранных языков Тамбовского педагогического института, Университета христианского образования в Женеве и аспирантуры факультета журналистики мгу. Кандидат филологических наук. Литератор, издатель, культуролог. Автор многочисленных журнальных публикаций и нескольких книг стихов и прозы, вышедших в России и за рубежом, а также культурологических монографий. Генеральный директор издательства и типографии «Вест-консалтинг». Издатель и главный редактор журналов «Дети Ра», «Футурум арт», «Зинзивер» (Санкт-Петербург), «Другие» и газеты «Литературные известия». Член редколлегии журналов «Крещатик», «Окно» и «Другое полушарие». Член Союза журналистов Москвы, Союза писателей Москвы, Русского пен-центра. Почётный гражданин штата Кентукки (США). Лауреат Отметины имени Отца русского футуризма Д. Д. Бурлюка. Президент Международного «Союза писателей XXI века».