Гиппо тоже от тропинки
двинул в чащу напрямик.
Что ни шаг — то гриб в корзинке,
что ни гриб — то боровик.
Кислородом, как глюкозой,
наслаждаясь от души,
встретил зайца под берёзой,
крикнул: «Зайка! Попляши!»
Но косой ничуть не струсил:
«Фиг! — сказал. — Не погляжу,
что здоровый ты, и в узел,
как верёвку, завяжу!»
«Ой! А как же развязаться?» —
Гиппо в спор, шутя, полез.
И они с хвастливым зайцем
огласили смехом лес.
Целый час, наверно, кряду
(так, что начали дрожать)
хохотали до упаду,
не умея смех сдержать.
Но, в конце концов, простился
Гиппо с маленьким дружком
и к автобусу пустился.
(Не идти ж в Москву пешком?)
Там последние сходились,
выясняя: «Груздь? Не груздь?»
На свои места садились,
на коленки ставя груз.
Все расселись понемногу.
Лес был светел и багрян.
И в обратную дорогу
покатил их караван.
Гиппо, лёжа на платформе,
любовался на грибы,
столь прекрасные по форме,
что текла слюна с губы…
Но лишь тронулись, как тут же
хлынул ливень — да такой,
что вода, сливаясь в лужи,
потекла вокруг рекой.
Вмиг размыло всю дорогу,
и пустяшная гора
превратилась в недотрогу —
не осилить на ура!
Вновь и вновь скользят колёса,
но не могут взять подъём.
Час стоит перед откосом
их автобус под дождём.
Был он новым, не разбитым,
и мотор совсем не плох,
но урчал, урчал сердито —
а потом совсем заглох.
Неподъёмной чёрной глыбой
небосвод вверху завис…
Тут позвал шофёра Гиппо:
«Эй, приятель, отзовись!
Выйди, брат, на мокрый дождик
и верёвку захвати.
Да один конец надёжно
за автобус зацепи.
А другой, зубами стиснув,
я на гору потащу…
(Я геройства не ищу.
Но грибам не дам закиснуть!)»
Намотав конец верёвки
на живот свой, он шагнул
по размытой скользкой бровке
и автобус потянул.
Ноги мощные вбивая,
точно сваи, в глинозём,
Гиппо топал, напевая
ворох слов о том, о сём.
Помня тексты, как в тумане,
ставя рифмы невпопад,
вместо слов: «Комбат, батяня», —
он: «Потянем, — пел, — комбат!»
Песни сладкое звучанье
будоражило леса,
будто трактора рычанье,
сотрясая небеса.
Так горланя, он по лужам
отбивал ногами такт…
Пусть он вырос неуклюжим,
но не хилым — это факт!
Не вприпрыжку, не проворно,
не катясь, как колобок,
но автобус и платформу —
он на гору заволок.
Тут водитель чем-то грюкнул,
пару раз нажал педаль —
и мотор привычно хрюкнул,
приглашая мчаться вдаль.
Гиппо снял верёвку с брюха,
в мыслях брюки засучил
и, подпрыгнув вверх упруго,
на платформу заскочил.
Там улёгся, как на льдине,
мокр от носа до хвоста.
Вот — корзинка. А в корзине…
Боже мой, она — пуста!
На случайной, видно, кочке
опрокинулась она —
и все дивные грибочки
улетели с её дна.
От потери, скажем честно,
Гиппо малость загрустил.
Но автобус тронул с места
и к столице припустил.
Два часа дорожной скуки,
и — привет, родной Арбат!
Все корзинки взяли в руки
и на свой «улов» глядят.
Только в Гиппином лукошке
ни грибочка не найти.
Не осталось там ни крошки —
всё рассыпалось в пути!
Он уже собрался двинуть
в дом, где он в столице жил,
вдруг ему в его корзину
кто-то гриб свой положил.
И другой, и третий следом —
подбежали все подряд.
«Будешь, Гиппо, ты с обедом!» —
улыбаясь, говорят.