Адаптация литературного произведения, тем более известного, к нуждам кино с его набором изобразительных средств — труд тяжкий и неблагодарный. Тем более странно, что писать сценарий к фильму, которым (по утверждениям некоторых критиков) английское кино собиралось вернуться на мировую сцену, доверили Тоби Финлею — человеку, никогда прежде ничего подобного не делавшему.
От испуга и отсутствия внятного сценария Оливер Паркер и команда как будто не знали даже, что же снимать. Экшен высосать из пальца не удалось, интеллектуальная драма показалась слишком серьезной. История о выходе за рамки обыденности через поиск новизны, впрочем, довольно актуальна, но чересчур заумна.
А посему создатели отыгрались на персонажах.
У Уайлда лорд Генри, ставя свой эксперимент по выведению «нового гедониста», дает молодому человеку прочесть роман Гюисманса «Наоборот» и проповедует теорию нового гедонизма, которая носит главным образом эстетический характер. Теория основана на отношении к жизни лишь как к поставщику эстетических впечатлений, когда объект внимания должен не столько «нравиться» или «не нравиться» (что предполагает еще и некоторую нравственную позицию), сколько «волновать». Если в романе лорд Генри — теоретик порока, то в фильме он водит юного Грея по притонам и борделям, как некий светский сводник.
Разительная перемена произошла и с Сибиллой Вэйн. В романе она персонаж с собственной историей и внутренними проблемами: эта талантливая актриса, живущая в мире театра и иллюзий, полюбив Грея, решается выйти в реальный мир, но утрачивает и талант, и способность играть. В постановке «Ромео и Джульетты» она будто через силу проговаривает слова героини, ведь, на ее взгляд, «Играть влюбленную — это профанация!», а заодно видит без прикрас убожество декораций, фальшь сценических партнеров и нищету антрепризы. Для Дориана ее плохая игра оборачивается крахом иллюзии о возможной нерасторжимости искусства и реальности. Именно поэтому он с ней порывает, бесталанная — она ему не интересна. У Уайлда ее самоубийство объясняется именно этим, а не расставанием с Греем. У Паркера же с Финлеем самоубийство следует практически сразу за постельной сценой, словно постановщики стараются поскорее избавиться от одной девицы, чтобы перейти к следующей.
Предполагается, что второстепенные персонажи должны либо воплощать какие-то идеи, либо служить обрамлением для главного героя, но в трактовке Паркера они не способны ни на то, ни на другое. С самим главным героем дело обстоит не лучше. У Уайлда история Дориана Грея — история попыток трансформировать жизнь, либо себя самого, хотя бы какой-то духовный поиск, в фильме же остались только поиски все более изощренных физических ощущений. К концу романа Дориан приходит к мысли о недостатках молодости, последняя представляется ему временем незрелости, наивности и поверхностных впечатлений: продав душу, он застрял в этом времени. Однако в Дориане заложен огромный потенциал самосохранения и самооправдания: отвращение к себе и своим поступкам сменяется у него отвращением сперва к портрету, а затем и к самому Бэзилу Холлуорду, — получается, что убит был художник заслуженно. В версии Паркера с Финлеем мы получили пресыщенного жизнью и интрижками красавца, который наподобие чересчур древнего вампира утратил вкус к жизни; надо понимать, исправиться Грей решил исключительно от усталости и скуки.
Все бы ничего, будь фильм построен на игре двух актеров, как это было, кстати, в постановке Марусаловой, которая ближе всех прочих к авторскому замыслу, ведь какая-никакая — пусть и интеллектуальная — драма в ней бы была. Но надо признать, что у Паркера даже известные актеры играют из рук вон плохо.
Обладает ли Дориан Грей в изображении Бена Бориса той ангельско-дьявольской красотой, какой наделил своего героя Уайлд, — дело вкуса, только вот на экране он… никакой. Играющая Сибиллу Рейчел Херд-Вуд, получившая известность благодаря ролям в фильмах «Питер Пэн» Уэнди Дарлинга и «Парфюмер» Тома Тыквера, не способна убедить зрителя, что перед ним очаровательная и наивная актриска. По счастью, на экране она только минут пятнадцать, но и этого достаточно, чтобы стать одним из худших недостатков фильма. Колин Ферт, сыгравший лорда Генри, возможно, был бы недурен, если бы сценарист не навязал ему роль слащавого идиота. В последней четверти фильма из остроумного циника он вдруг превращается в пародию на заботливого отца.