Она не пыталась начать очередной разговор. Если не считать информации о продвижении и периодических «как дела?», она фактически оставила меня наедине с моими мыслями. При обычных обстоятельствах я был бы ей за это признателен, но в тот момент собственные мысли мне не очень нравились. Слишком уж много в истории моей жизни вопросов, оставшихся без ответов. Мне не хватало… чего? Не могу сказать, что я ненавидел свою жизнь здесь, на темной окраине Солнечной системы. Ученые были правы – это замечательное место. Но я предпочел бы здесь не умирать.
– Сбрось скорость, – неожиданно велела Бритни. – И постарайся делать шаги короче.
– Что? – Хотя мне всегда не хватало скорости, чтобы стать победителем в тех давних забегах, я гордился способностью приводить свое тело в оптимальную физическую форму. А теперь Бритни, какой-то набор компьютерных программ, начинает меня учить. – Я знаю, что делаю.
– Возможно. Но ты постепенно разгоняешься, а соотношение пробега к ПВП начинает падать. Не намного, но вполне достаточно, чтобы сократить твою предельную дистанцию на несколько километров.
Покинув Землю, я перестал интересоваться спортом. Но теперь, заставив себя подчиниться и не спорить с Бритни, я задумался – есть ли какие-либо правила касательно использования искинов во время Олимпийских игр? Если Бритни способна давать мне подсказки на основании примитивных расчетов, то на что она оказалась бы способна, имея точную информацию? Кстати…
– Как, черт побери, ты ухитряешься измерять мою скорость? Или расстояния, если на то пошло?
– Ретроспективно. Всякий раз, когда ты добегаешь до какого-нибудь ориентира наподобие того большого валуна, я могу определить его размеры. Затем перематываю запись до момента, когда ты его впервые увидел, и рассчитываю, на каком расстоянии он находился. Я также подсчитываю шаги. Метод не очень точный, но вполне приемлемый в пределах десятипроцентной ошибки. Однако гораздо важнее то, что он непрерывный, поэтому я и могу сказать, ускоряемся мы или замедляемся.
– Очень ловко. А я и понятия не имел, что ты все это записываешь.
– Нельзя заранее сказать, когда что-либо может пригодиться. – Еще одна из тех странных пауз. – Как Джек Лондон. Приятно знать больше о том, что делает тебя… тобой.
Бег продолжался. Унылая монотонность, а на чашах весов – жизнь и смерть. И все возрастающая боль. На втором часу у меня кончилось второе дыхание. Поддержание равновесия требовало все большей сосредоточенности. Я взмок – тепло моего тела не успевало испарять влагу и сбрасывать ее через мембраны «шкуры». Мне казалось, будто я бегу в сауне – странное ощущение, если учесть, что вокруг леденящий холод.
Я также начал все больше ощущать плотность атмосферы Титана.
Каждый легкий ветерок усиливался и воспринимался как удар. Буря заметно стихла, но мне до сих пор казалось, будто я бегу сквозь сироп. Я опять сбросил скорость и испытал странное облегчение, когда Бритни это никак не прокомментировала.
На двухчасовой отметке я перешел на шаг и выпил немного воды. Три четверти – позади. Последняя часть этой прогулки радости не принесет. Воспользовавшись кратким отдыхом, я сделал несколько глотков из тубы с пищей. Это была еще одна позиция в списке того, что я не имел возможности проверить заранее. Бритни обревизовала спецификации, но результат оказался нулевым: в тубе находилось то, что туда залили на заводе изготовители «шкуры». С точностью я знал лишь одно: пища сладкая и с почти бесконечным сроком хранения. Сладкая – это хорошо. А то, что не надо беспокоиться о пищевом отравлении – еще лучше. Однако густой сироп расходовался быстрее, чем вода или воздух.
Прямых комментариев Бритни не делала. «Ты справишься, – говорила она. – У тебя хорошо получается».
Меня это почему-то не успокаивало. Может быть, потому что, как бы хорошо у меня ни получалось сейчас, возможная перспектива не казалась радужной. Есть огромная разница между способностью сделать еще шаг и сделать это быстро. Я чертовски хорошо усвоил это в те времена, когда испытывал себя на выносливость.
– Ты что, прочитала руководство по методам поднятия настроения?
На этот раз Бритни долго молчала. Настолько долго, что мое учащенное дыхание более или менее пришло в норму. Так долго, что я уже начал гадать, не выбил ли я из нее навсегда прежнюю веселость. И настолько долго, что я вновь задумался над тем, как воспринимается жизнь с ее перспективы.
– Почему ты отправился в космос? – спросила она наконец.
– Потому что на Земле стало слишком тесно, – ответил я, немного покривив душой. По этой причине я покинул Юпитер. Мне хотелось бы думать, что из-за этого же я покинул и Землю, но население планеты уже многие десятилетия оставалось стабильным. Я всего лишь бросил попытки найти свое место среди людей.
– Но если ты не любишь общество, – поинтересовалась Бритни, раскусив мою неискренность, – то зачем приобрел меня?
Потому что в то время она была всего лишь искином. «Оно», а не «кто». Я и думать не думал, что она станет одной на десять тысяч, которые обретают разум.
– Сам не знаю, – буркнул я. – Рассчитай-ка среднюю траекторию. То было приглашение заткнуться, но она его проигнорировала.
– Я не делаю ничего из того, с чем может справиться Корабль.
– Ну, Корабль прибило метеоритом. – Вместе с радио, чтобы позвать на помощь, и примерно девяносто пятью процентами всего прочего.
Я взглянул на встроенные в «шкуру» часы. Я шагаю уже пять минут. Пять минут идти. Десять минут бежать. Хорошая формула – до тех пор, пока я смогу ее придерживаться.
– Пора бежать.
Она вновь не стала спорить: не посоветовала, что лучше отдыхать шесть минут. Или четыре. Или пять минут и одну секунду. И вообще примерно весь следующий час она лишь сообщала мне цифры: ПВП и кислород, и сколько еще я смогу пройти, прежде чем сделаю последний вдох. Так почему же я ее купил? Для простого общения вовсе не нужен искин – с этим справится и гораздо более простой симбионт. И уж тем более не нужен разумный искин, хотя должен признать: я не думал о подобной перспективе, когда вложил в нее все, что у меня в тот момент имелось.