Перерывы на отдых становились дольше, а пробежки короче. Мы перевалили вершину и начали спуск, но скорости у меня не прибавилось. Моя эффективность падала: 2,9 километра в час на ПВП, 2,8… 2,5, а затем и вовсе 2,2. Ноги словно налились свинцом, дыхание стало неровным и судорожным, а соотношение бег/ходьба упало с десяти минут бега и пяти минут ходьбы до двух минут бега и одной минуты ходьбы.
– Далеко еще? – выдохнул я уже, наверное, в десятый раз за последний час. Сам не знаю, что было хуже – не знать или обнаружить, что не прошел даже половины километра. А в «шкуре» стало невероятно жарко. Эта чертова оболочка создавалась для того, чтобы согревать меня на ночной стороне… скажем, Энцелада или чего-нибудь столь же безвоздушного и холодного. Она также могла отражать солнечные лучи и создавать мне умеренную прохладу под ярким солнцем на околоземной орбите. Но вот для чего она точно не предназначалась, так это для тяжелой и продолжительной работы.
– Скоро пройдем шестьдесят второй километр, – сообщила Бритни. А это от трех четвертей до половины пути, смотря где упал контейнер.
– Воздух? – Я уже давно не задавал этот вопрос. Я всегда мог просто взглянуть на манометр, но не хотелось обманываться ложной надеждой.
– Истрачено шестьдесят четыре и три десятых процента.
Другими словами, если мой парашют отнесло на сто двадцать километров, то я покойник. Если меньше чем на сто, то у нас еще есть шансы.
Некоторое время спустя я взглянул на часы, но не смог вспомнить, когда в последний раз делал перерыв на ходьбу. У меня кружилась голова, когда я между прыжками словно зависал на странно растянувшиеся несколько секунд, а затем тяжело врезался в грунт подошвами, теряя равновесие. Пришлось сосредоточиться. Если можешь сделать один шаг, то можешь сделать еще один. Если сможешь еще один, то сможешь и следующий. Сделай это нужное количество раз, и Бритни подскажет, когда пора отдохнуть. Ведь она – часы с искусственным интеллектом, поэтому ты ее и купил… Разумные часы пошлют нас на весы… На весах картошка, потерпи немножко… Немножко… Многоножка… Надо ползти к многоножке… Одна нога за другой… А ног много… надо переставлять их по очереди.
Наверное, что-то из этого я произнес вслух.
– Эй! Стой!
Голос словно плыл между шагами, совсем как я. Я взглянул на часы, но это оказались просто часы.
– Стой, стой! Ты бредишь. И шатаешься. Немедленно отдохни!
– Хорошо… – выдохнул я и попытался сесть. Но это требовало слишком много усилий, поэтому я просто обмяк и позволил гравитации уронить себя на грунт. Я никуда не бежал – какое счастье! Вокруг закружилась какая-то коричневая дымка. А может, она все время кружилась, только я этого не замечал. Я закрыл глаза, но кружение не прекратилось. Еще один шаг. Но я лежал, а не стоял, и ничего не произошло.
«Значит, это действительно конец», – подумал я, хотя на меня ничто не падало. Как раз наоборот – это я словно падал, но только вверх и по спирали.
Было нечто важное, что я хотел сделать, пока еще мог. Насчет многоножек и часов. То, что я мог сделать, даже не в силах пройти еще один шаг. Но мысли путались. Я открыл глаза, но не увидел того, о чем думал. И тут, кружась по спирали, прилетела нужная мысль.
– Не знаю, почему я тебя купил, – выдавил я, борясь с заплетающимся языком. И тут в момент просветления – такие, я слышал, иногда наступают перед смертью – в голове мелькнул ответ. Что-то о компаньоне, который не может умереть у меня на руках (но тут я был вынужден сделать поправку – пока не умру я). Было и еще что-то, но это мгновение промелькнуло быстрее, чем я успел полностью ухватить его суть. – Но никогда об этом не сожалел. – «Только о том, что ты оказалась здесь со мной», – попытался добавить я. Но было уже поздно – спираль втянула меня целиком.
Я очнулся от взрыва внутри «шкуры». Нет, неправильно – взрыв прогремел у меня в голове. Мне снилась мать.
– Вставай и сияй, – говорила она, очень напоминая Бритни в самом веселом настроении. – Вернись, Флойд. Пожалуйста, возвращайся. – И тут, пока я старался понять, то ли она зовет меня за Великую Черту, то ли умоляет не переступать ее, в голове у меня громыхнуло.
Для астронавта нет ничего страшнее внезапных звуков. Мысли все еще текли медленно, как сироп, но, не успев открыть глаза, я уже вслушивался – не шипит ли выходящий воздух. Спасибо и на том, что мне не пришлось спрашивать себя, где я нахожусь: оранжево-коричневое небо послужило очень хорошей подсказкой.
– Что это было, черт подери?!
Голова болела после внезапного пробуждения. Тело ныло от всего подряд. Глаза слипались.
– Ну, наконец-то! – воскликнула Бритни. – Я уже решила, что ты заснул навеки. Я тебя звала и звала, а ты не просыпался. И я та-ак отчаялась! – Она трещала без умолку, но меня это почему-то радовало. Я не мог сообразить почему, но большая часть моих недавних воспоминаний оказалась весьма смутной. Я бежал. А теперь не бегу.
– Что это был за шум? – повторил я. Трудно было отделаться от мысли, что в любую секунду я могу вдохнуть воздух Титана. Более того, мне было холодно – впрочем, это могло и показаться.
– Я… гм-м… щелкнула пальцами.
– У тебя нет пальцев. – Голова все еще болела, но постепенно начинала работать, хотя пока на половинной скорости.
– Верно. И, как советует библиотека Корабля, тебе следовало бы плеснуть воды в лицо. Но щелчок я смогла изобразить. И это сработало.
С этим я поспорить не мог, хотя предпочел бы более мягкий способ пробуждения.
– Сколько я проспал?
– Ну, я не назвала бы это сном. Два часа, но воздуха мы истратили больше, чем двухчасовую норму.
Мой взгляд устремился на манометр, но я не смог вспомнить, сколько он сейчас должен показывать. Стрелка уже сильно продвинулась в зону «не очень хорошо». Двадцать процентов? Может, чуть больше.
Небо надо мной выглядело светлее, чем прежде. Где-то на полпути между зенитом и горизонтом светилась приглушенная дымкой точка, похожая на стыковочный маяк на расстоянии метров пятьдесят или сто. Бритни это приведет в восторг – даже тусклое солнце здорово поможет ей ориентироваться. Ветер стих. Очевидно, буря прошла.