– Ну, сидайтэ и вы, – позвал космонавтов Тищенко. – Поснидаем.
Егор, опасливо принюхиваясь, подошел ближе и заглянул в пускающий пары чугунок.
– А что это?
– Фрикандо! – ухмыльнулся Микола, подставляя миску под Катин половник. – Небось не отравишься!
– Обычная похлебка, – сказала Катя, наполняя миску густой маслянистой жидкостью фиолетового цвета с кусками бледно-голубого желе. – Да вы садитесь, садитесь… Ой! – спохватилась она. – У вас же ложек нет! Сейчас я сбегаю!
– Не стоит, – Егор отодвинулся от стола. – Я этого есть не буду.
– А я, пожалуй, попробую! – Джеймс с интересом разглядывал содержимое миски.
– Я тоже, – сказал Мустафа, подсев к ящику. – Нас на тренировках и не такое есть заставляли…
Он взял принесенную Катей ложку и решительно зачерпнул густого варева. Джеймс последовал его примеру. Егор не без зависти смотрел на дружно чавкающую компанию.
– Ну как? – спросил он Джеймса.
– М-м! Бесподобно! – неразборчиво пробулькал тот, не поднимая головы от миски.
– Может быть, вам все-таки налить? – Катя улыбнулась. – А то не достанется!
– Из чего это приготовлено? – Егор еще боролся с сомнениями.
– Из мокрошерстки, – объяснил Микола, вылизывая миску. – На гнилой глаз ловим…
Ложка Джеймса со стуком упала на пол.
– С-спасибо, – выдавил он, бледнея. – Для меня, пожалуй, достаточно.
– И хорошо берет? – спросил Мустафа, продолжая хлебать.
– Когда как, – со знанием дела продолжал Микола. – По первому солнцу только успевай таскать. А второе взошло – и шабаш! На дно ложится.
– А где это два солнца? – Мустафа перестал есть и внимательно посмотрел на Миколу.
– Зараз сами побачите! – Тищенко спрятал ложку за голенище и вынул кисет. – Два солнца – то ще нэ диво! А вот як доберемось до Червонного Гиганту, тут у вас очи-то и повылазять! – он с удовольствием закурил.
– До какого еще Червонного Гиганту?! – возмутился Егор. – Никуда мы не доберемся! Нас на Земле ждут!
Он вдруг почувствовал на себе взгляд Кати. Девушка стояла возле люка, нервно теребя перекинутое через плечо полотенце. В глазах ее читалась тревога и затаенная боль. Она словно хотела и боялась сказать ему что-то.
– Нихто вас не ждэ! – отрезал Тищенко. – Яшка казав, що вы сюды тайком прибули и ни одна собака про то нэ видае! А потому вышла про вас резолюция: разом со станцией забрать у полнэ наше распорядженне!
– То есть как?! – Джеймс изумленно уставился на Тищенко.
– Чья это резолюция? – спросил майор Каримов.
– Известно чья, – разулыбался Тищенко. – Товарища Ленина!
– Звезды, называется… – Егор сердито отвернулся от иллюминатора и снова улегся на кипу шинелей, остро пахнущих суконно-валяльной химией.
Вот уже третьи сутки по часам Егора картина за иллюминатором напоминала штрих-код на банке кофе – черные и белые полосы, слегка окрашенные допплеровским эффектом. Других признаков полета, вроде вибрации или шума двигателей, не наблюдалось.
– Дурят нашего брата, ох дурят!
Лежать было неудобно. Спускаемый аппарат «Союза-ТМ», и без того тесный, был доверху набит новеньким обмундированием, так что незаполненным оставалось лишь крохотное пространство между иллюминатором и люком. Люк был закрыт.
Егор с остервенением бухнул в него ногой.
– Невесомость включите, сволочи! Все бока отлежал!
Ответа он не ждал. «Союз» был превращен в карцер, куда Егора посадили, чтоб не бунтовал. Перед стартом он устроил потасовку с красноармейцами, требуя немедленно прекратить этот цирк и вернуть деньги. Побили не сильно, синяк под глазом почти зажил, но версия о театральном представлении дала в его сознании заметную трещину.
Неужели, правда, летим? Куда? Зачем? Бред какой-то…
Люк с шипением распахнулся, и в отверстии появилась голова Кати.
– Ну что, арестант, все бузишь? – улыбнулась она.
– А чего еще делать? – вздохнул Егор. – Ободрали, как липку, а вместо космического полета подсунули какое-то кидалово… Ты бы на моем месте не бузила?
– Да… – Катя задумалась, вспоминая. – Я на твоем месте еще и кусалась. Ко мне вообще недели две подойти боялись! Но потом, знаешь, как-то привыкла…
– Били? – спросил Егор.
– С ума сошел?! – Катя резко выпрямилась, чуть не ударившись о кромку люка. – Я – дочь дворянина!
– Да им по барабану… – Егор потрогал желвак под глазом. – У меня, может, дедушка – секретарь райкома был! А мне вломили, как простому буржую…
– Странные понятия… – Катя поджала губы. – Да если бы меня хоть пальцем кто-нибудь тронул, папа бы им показал!
– А папа у тебя что, Дзержинский?
– Какой Дзержинский?
– Ну, Калинин там, Молотов, Каганович… Я уже ничему не удивлюсь!
– Вообще-то он доктор… – сказала Катя.
– Ах, ну да! Как же я сразу не догадался! – Егор отпихнул связку сапог, постоянно сползавшую с шинельной кучи. – Большевики ужасно боятся докторов!
– Дурак! – обиделась Катя. – Могу вообще ничего не рассказывать!
Она скрылась за кромкой люка.
– Эй! Я пошутил! – испугался Егор.
Но Катя и не думала уходить. Она появилась снова, с плетеной из синих прутьев корзинкой, покрытой чистой тряпицей.
– Есть будешь? А то, говорят, ты голодовку объявил.
– А чего там? – Егор потянул носом, приподнимая край тряпицы.
– Плюхарики, – сказала Катя. – Чищеные, без усов.
– Пожалуй, поголодаю еще, – Егор поспешно прикрыл плюхариков тряпицей. – Мне и тюбиков хватает.
– Ну и зря, – Катя пожала плечами. – Ваши за обе щеки уплетают…
– Как они там? – спросил Егор.
– Да уж без дела не валяются! – усмехнулась Катя. – Мустафа у Сидорчука в кабине безвылазно сидит, удивляется. Скоро сам ракетой управлять сможет. Яшка ему доверяет…
– А Джеймс?
Катя обернулась и посмотрела куда-то в глубь станции.
– А мистер Купер, – сказала она тихо, – стал душой кают-компании. Обучил обе паровозные команды покеру, выиграл у Яшки золотые часы и проиграл их Тищенко. Бойцы его теперь чуть не на руках носят. Ты понимаешь, о чем я?