– С ветром повезло сегодня! – радовалась Нюрка.
Лицо ее, давно сожженное загаром под лучами двух солнц, казалось, снова разрумянилось и помолодело. С юным задором бывшая пулеметчица наводила орудие на цель, успевая помогать и Егору с воротом, и Кате со снарядами.
– Зря молодежь-то моя разбежалась! – звонко щебетала она. – Говорила я им – сами одолеем супостата! Да куда им! Осмирнели от тихого жития!
– А этот разве не ваш? – Егор указал вниз, на кусты, откуда ободренный неожиданной поддержкой автоматчик метко бил одиночными, плотно прижимая к земле борташевцев, наступавших с фронта.
– Не, не мой, – Нюрка с сожалением вздохнула. – Опытный мужчина. У меня таких нет. Да и стрелять нечем.
– О Господи! – ахнула вдруг Катя, следившая за борташевцами. – Смотрите, что там делается!
На краю пустыря взметнулись клубы пыли, из которых, как птичий клин из облака, вырвалась стремительно приближающаяся кавалерия. Экипированные в кожаную сбрую бабы бежали, отчаянно работая пышными бедрами и оглашая пустырь мучительным воплем, слышать который доводилось разве что ординаторам родильных домов. Зверообразные мужики подпрыгивали в седлах, размахивая тесаками и колотя рахитичными ножками в девичьи бока. Казалось, батька Борташ вдруг размножился и, утратив привычную осторожность, ринулся в сокрушительную атаку.
– Ах, я дура старая! – всплеснула руками Нюрка. – Забыла, что у него полотряда таких недомерков, как он сам! Думала, из жалости братьев кормит.
– Разворачивать, что ли? – спросил Егор.
– Далеко! – Нюрка прищурилась, закрываясь рукой от солнца. – Не достанем. Но что ж боец-то молчит?! Стопчут ведь!
Егор посмотрел на зеленый островок у подножия холма и увидел, как оттуда выскочил человек в камуфляжном комбинезоне и что есть силы побежал к паровозам, на ходу отшвырнув автоматный рожок.
– Патроны у него кончились!
Человек в камуфляже большими скачками несся через пустырь, но широкий клин кавалерии, изгибаясь серпом, уже отрезал его от паровозов.
– Не успеет! – в отчаянии крикнул Егор.
– Ахти, беда-то какая! – всполошилась Нюрка. – Ну, я вам, кобелям, покажу, как на трудовых бабах ездить! – она рванула станину катапульты так, что колеса прочертили в земле глубокую борозду. – Навались, ребятушки!
Орудие выкатили на новую позицию.
– Катерина, снаряд! – скомандовала Нюрка, прицеливаясь. – Эх, мать вашу! Далеко! Как бы парня не задеть! А ну, Егорушка, крути до упору! Еще давай!
Она подбежала и тоже вцепилась в ворот. Скрученные жгутом толстые жилы неизвестного зверя жалобно стонали, опасно выгибая рукоять ложки.
– Ну, еще маленько! – задушенно прохрипела Нюрка.
И тут жгут не выдержал. Что-то оглушительно выстрелило над самым ухом Егора. Размочаленная многохвостая плетка взметнулась над станиной, едва не задев его по лицу. Ворот легко провернулся и остался в руках у Егора и Нюрки, отлетевших далеко от катапульты.
– Все, отвоевались, – Егор с трудом поднялся, потирая ушибленное плечо. – Нюр, тебя не задело?
Нюрка не отвечала. На глазах одряхлев и потеряв последние силы, она дрожащим кулачком размазывала по сморщенным щекам мелкие старческие слезы. Катя подошла к ней и, присев рядом, молча обняла.
– Простите, ребятки, – всхлипнула старуха. – Подвела я вас, погубила… Что ж за доля моя горемычная… – она принялась раскачиваться, переходя на жалобный вой, и вдруг замерла. – Стой! А это чего?
Егор прислушался. Где-то над болотом, словно отголосок песни, поднималось отдаленное хоровое «Ур-а-а!», сопровождаемое треском винтовочных выстрелов.
– Ур-р-а! – звонко подхватила Нюрка, вскакивая на ноги. – Яков Филимоныч подходят!
На этот раз она не ошиблась. Раздвинув травы, Егор увидел, как со скальной гряды на пустырь выливается поток вооруженных людей и, на ходу разворачиваясь в цепь, неудержимо катится на позиции борташевцев. Над строем трепетал на ветру красный флаг. С пригорка застрекотал пулемет, разом выкосив авангард батькиной кавалерии и прижав остатки клина к лесу. Бабы, сбрасывая седоков, с визгом разбегались кто куда. Лишь один всадник продолжал оставаться в седле, торопливым галопом уходя от обстрела под прикрытие холма, с вершины которого ему в бессильной ярости грозила клюкой отчаянная пулеметчица.
– Финальный заезд, – нервно пошутил Егор. – Первый номер – Борташ на Ярине, от Бунчука и Ясной.
– Уйдет сукин сын! – бесновалась Нюрка. – К паровозам метит! Ярина, исходя пеной, тяжело скакала по склону холма.
– Так не бывать же тому!
Нюрка бросилась к катапульте и вспрыгнула на станину.
– Толкайте!
– Ты с ума сошла! – испугалась Катя. – Разобьешься! Старуха неистово била в землю клюкой так, что катапульта и в самом деле понемногу двигалась к краю площадки.
– Толкайте, вам говорят, сукины дети! В трибунал захотели?! Егор прикинул расстояние и понял, что старухина затея не лишена смысла. По ровному склону тяжелая катапульта могла скатиться наперерез Борташу – прямо под ноги Ярине. Непонятно, правда, как там тормозить… Но думать об этом было некогда.
– Эх! Есаул с урядником на джипе с кенгурятником! – пропел Егор, разгоняя катапульту. – Поехали, бабушка!
Он едва успел запрыгнуть на станину, когда четырехколесное сооружение, разметав травы, ухнуло вниз. Склон холма оказался не таким уж пологим. Катапульта стремительно набирала скорость, перепрыгивая дождевые рытвины, подминая кусты и хрустя колесами на кочках. Впереди нее волной неслась насмерть перепуганная мелкая живность.
Егора отчаянно болтало из стороны в сторону вместе с ложкой, в которую он намертво вцепился, не найдя лучшей опоры. На какое-то время он упустил из виду Борташа и вообще потерял ориентацию в пространстве. Ему казалось, что спуск продолжается долго, что катапульта давно уже скатилась с холма, но продолжает разбег по пустырю, набирая первую космическую скорость.
– Не уйдешь, кобель укороченный! – Нюркин голос прозвенел над самым ухом, перекрывая грохот и треск.