— Ты в порядке? — Джебедайя коснулся моего плеча, и я понял, что недвижно сижу уже пару минут, пока сцены прошлого тяжелой чередой проходят в моей памяти.
— Да, в порядке, — вздохнул я. — Прошло 27 лет, но мне до сих пор кажется, будто это произошло сегодня утром.
— А с того дня ты встречал кого-нибудь, довольного сделкой со звездными цыганами? — спросил Паульсон.
— Ни одного, — покачал головой я и обернулся к Джебедайе: — Поскольку информация о них распространяется все дальше, многие, зная их репутацию, отказываются нанимать цыган. Теперь бродяги специализируются в основном на заштатных планетках вроде этой. И даже когда они действуют открыто, всегда находится самоуверенный смельчак, который надеется перехитрить их, да еще некоторые совершенно отчаявшиеся, согласные на все. Потом они обнаруживают, что договор выполнен абсолютно точно, причем с обеих сторон. — Я криво улыбнулся. — Возможно, ты сейчас чувствуешь то же самое. Ты согласился поступить в отдел и теперь постигаешь, чему мы противостоим. Если бы страдали немногие: один фермер тут, один банкир там, да какой-нибудь инопланетянин где-то еще, дело бы не стоило нашего времени. Но это же три десятка здесь, двести случаев там и тысячи в других местах.
— Я слышал разные пересуды, — проговорил он. — Но не понимал…
Он умолк.
— Все слышали пересуды, — поучительно произнес Паульсон. — Большинство им не верит. Именно поэтому звездные цыгане делают свое дело.
— Они разумные существа. Никакое разумное существо не станет нести страдания другому разумному существу безо всякой причины, — сказал новичок твердо.
— Ты никогда не слышал о садистах? — спросил Паульсон.
— Я никогда не слышал о целой расе садистов, — парировал Джебедайя и снова обратился ко мне: — Может, у них имеются какие-то претензии к Республике или к местному планетарному правительству?
— Если и есть, они никогда их не озвучивали.
— А они не возражали против колонизации?
— Ты лаешь не на то дерево, — сказал Паульсон. — Мы даже не знаем, откуда они прибыли.
— У них должна быть планета или какой-то штаб, где они хранят свои трофеи, — пояснил Джебедайя.
— Знаешь, что я думаю? — поделился Паульсон. — Думаю, что эти вещи столь же бесполезны для них, как и для любого другого, кроме настоящих владельцев. Моя догадка в том, что они просто выбрасывают их в тот момент, когда отрываются от орбиты и устремляются дальше в космос.
Все эти предположения я слышал и раньше от десятков своих сотрудников. Я бегло осмотрел помещение:
— Как обычно, они не оставили ни одной уликой больше, чем обычно?
— Ни единой, — подтвердил Паульсон. — В любом случае это не имеет значения. У нас нет ни одной голограммы, изображения сетчатки, отпечатка пальца, записи ДНК, хоть чего-то на любого из них.
— Это будет началом, — сурово сказал Джебедайя, явно расстроенный пессимизмом офицера.
— Мне нравится ваш деловой настрой, молодой человек, — похвалил Паульсон. — Не позволяйте неудачам остановить вас. Знаете, вы собираетесь совершить деяние, где потерпели неудачу все, бравшиеся за это, и я вас одобряю.
— Тогда почему эти слова кажутся мне полными сарказма? — спросил Джебедайя.
— Потому что цыгане ограбили даже меня, — серьезно ответил Паульсон. — Я был таким же, как вы, когда поступил на работу в департамент. Им потребовалось меньше года, чтобы лишить меня единственной моей тогдашней ценности — веры в собственную способность положить конец страданиям, ими же и приносимым. Надеюсь, с вами подобного не произойдет.