В романе Клиффорда Саймака «Город» (1952) обитатели Юпитера — скакуны, являют собой символ абсолютного чувственного наслаждения и неограниченной личной свободы. Их существование — настоящее библейское искушение для погрязшего в лабиринтах сомнений человечества. «…Примите плод и будете, как боги». В рассказе Джека Вэнса «Последний замок» (1966) на примере порабощенного людьми и восставшего народа меков исследуется концепция эволюционной справедливости, позволяющей трудоспособной расе восторжествовать над более развитой, но находящейся в состоянии застоя. Этот же вопрос поднимается и в романе Пьера Буля «Планета обезьян» (1963).
Несмотря на изменившиеся условия игры, на страницах романов люди и чужие продолжают искать и находить точки соприкосновения. Посылать друг к другу дипломатические миссии, воевать, объединяться в союзы и просто дружить. В романе Роберта Хайнлайна «Звездный зверь» (1954) в обычной человеческой семье живет инопланетное существо. Звездный зверь Ламокс — представитель высокоразвитой цивилизации, но это не мешает ему много лет водить дружбу с земными детьми в качестве домашнего любимца.
В цикле романов Дэна Симмонса «Песни Гипериона» благодаря сотрудничеству различных космических рас становится возможным потрясающий своими масштабами проект Кольца Жизни, созданного вокруг одной из звезд. Примечательно то, что в строительстве автономной биосистемы принимает участие раса Бродяг — переродившихся для жизни в космосе людей, бежавших от условностей и запретов планетарного существования.
В отличие от британских и американских авторов писатели соцлагеря сохранили мажорный тон экспансивистской фантастики. Произведения Ивана Ефремова, Георгия Мартынова, Сергея Снегова живописуют завоевания человечества во Вселенной. Вооруженные коммунистическими идеями космонавты активно осваивают пространство, мужественно преодолевая трудности и невзгоды далекого космоса.
Впрочем, образы инопланетян и схемы взаимодействия цивилизаций постепенно меняются. Никто уже не стремится с ходу организовать революцию на отдельно взятой планете. В повести «Сердце Змеи» (1959) Иван Ефремов описывает встречу между землянами и чужими. Никакого конфликта идеологий здесь нет и в помине. Перед нами диалог двух равноправных путников на звездной дороге. Именно в «Сердце Змеи» открыто декларируется господствующая концепция космической фантастики: «…Может быть, только теперь астролетчики полностью, всем существом поняли, что самое важное во всех поисках, стремлениях, мечтах и борьбе — это человек!»
Начало для серьезных изменений в представлениях авторов о космосе и его возможных обитателях положил научный прогресс. Из статистических данных, расчетов и наблюдений постепенно вырисовывалась безрадостная картина. Джунглей на Венере нет, Марс обезвожен и совершенно лишен признаков разумной жизни. Луна — безжизненный кусок камня. Более того, в Солнечной системе мы одни!
Шансы на контакт вообще, а с гуманоидами в особенности стремительно уменьшались. О планетах с земными условиями продолжали говорить, но выяснилось, что они очень далеко. Другое дело — миры с метановой и азотной атмосферой, космические тела с чудовищным давлением и агрессивной внешней средой. Знания сильно поубавили эгоизма и космического самолюбования. Под воздействием объективных данных образы братьев по разуму в литературных произведениях претерпели существенные изменения. Фантастические романы начинают походить на шоу уродцев. Карнавальные мотивы, отлично вписавшись в необычный антураж, дали мощный импульс к развитию юмористической фантастики. На этом поприще отличились такие известные писатели, как Роберт Шекли с огромным количеством коротких анекдотичных историй, Кир Булычёв с романами об Алисе и Станислав Лем с «Воспоминаниями Иона Тихого».
Многие авторы по старинке продолжали наделять чуждую форму разумной жизни человеческими качествами. Другие, тяготеющие к научному подходу, задумались о том, что разум насекомого или моллюска будет существенно отличаться от нашего. О чем может думать разумный жук? Вот тут фантасты и зашли в тупик. Увидеть в космосе кого-нибудь, кроме себя, оказалось неожиданно сложно. Большинство попыток сопровождалось хрестоматийным «не верю» со стороны критиков и читателей.
Относительно интересные опыты, конечно, имели место. Самое любопытное заключалось в том, что подчас в несерьезной форме литераторам удавалось легче осмыслить и продемонстрировать искомые различия людей и чужих, добавляя массу интересных штрихов к портрету братьев по разуму. И все же они не могли пробиться к сути. Фундаментальные отличия упорно не желали проявлять себя.