Все затаили дыхание. Когда я дал для «X» слишком низкую оценку, генерал меня перебил:
— Мистер Нивенс, можете не сомневаться, добровольцев будет столько, сколько нужно.
Я покачал головой.
— Добровольцев тут использовать нельзя, генерал.
— Да, я вас понимаю. Болезнь должна укрепиться в организме, и у добровольцев останется слишком мало времени, чтобы подействовало противоядие. Но эта проблема решается очень просто. Им можно имплантировать желатиновую капсулу с антитоксином или еще что-то.
Сделать все это, конечно, несложно, но я возражал против добровольцев по другой причине — отвратительной казалась сама мысль, что людям придется подчиняться паразитам.
— Нет, использовать добровольцев нельзя. Паразит узнает все, что знает его носитель, и на «прямые переговоры» будет наложено вето. Я думаю, нам придется использовать животных — обезьян, собак. Их должно быть достаточно, чтобы заразить всю красную зону прежде, чем хотя бы один паразит поймет, что болен.
Затем я вкратце высказал свои соображения по операции «Милосердие».
— Первый этап операции «Лихорадка» можно начинать, как только у нас будет достаточно антитоксина. И через неделю после этого на континенте не должно остаться ни одного паразита.
Никто не аплодировал, но атмосфера очень напоминала зал после премьеры. Генерал отправился на переговоры с маршалом Рекстоном и вскоре прислал своего помощника с приглашением на ленч. Я ответил согласием, но при условии, что приглашение распространяется на жену.
Шимпанзе, за которого я так переживал в Национальном зоопарке — Сатана — полностью оправдал свою кличку, едва его освободили от паразита. Старик вызвался добровольцем для проверки «теории Нивенса-Хазелхерста», но я уперся, и короткая спичка досталась Сатане. Откровенно говоря, я просто боялся комбинации Старик-плюс-паразит. Мне не хотелось, чтобы он оказался на их стороне даже в лабораторных условиях — слишком уж Старик хитер и изворотлив. Люди, которые не испытали на себе власть паразитов, не в состоянии понять, насколько враждебно относятся к нам, свободным людям, носители — и при этом сохраняют все свои профессиональные качества.
Короче, для опытов использовали обезьян. В наше распоряжение передали не только питомцев Национального зоопарка, но и множество других из зоопарков поменьше и нескольких цирков. Сатану инфицировали «девятидневной лихорадкой» в среду, двенадцатого числа. К пятнице он уже заболел, и к нему в клетку поместили другого шимпанзе с паразитом. Титанцы тут же соединились для прямых переговоров, после чего вторую обезьяну снова посадили отдельно.
В субботу шестнадцатого паразит Сатаны съежился и отвалился. Шимпанзе сразу ввели антитоксин. В понедельник сдох второй паразит, и его носитель получил свою дозу препарата.
К среде Сатана практически выздоровел, хотя и заметно похудел. Вторая обезьяна, Лорд Фонтлерой, тоже поправлялась. На радостях я дал Сатане банан.
Конечно, миллион с лишним человек для операции «Милосердие» у нас разместиться не могли, но они и не должны были ничего знать до сигнала тревоги, когда каждому из них выдадут пистолет и аптечку с индивидуальными впрыскивателями антитоксина. Делалось все возможное, чтобы сохранить подготовку в тайне: если титанцы узнают о наших планах — все пропало.
Утечка информации за пределы базы практически исключалась. Неделей раньше генерал, Старик, полковник Гибси и я побывали в Белом доме. Старик долго скандалил, но своего все-таки добился: в конце концов о плане не сообщили даже шефу службы безопасности Мартинесу. Если Президент или Рекстон не разговаривают во сне, то все должно быть в порядке. Нужно продержаться только неделю.
Все собрались в том же президентском конференц-зале Белого дома, и мне сразу вспомнилась ночь после обращения президента к нации. Присутствовали: Старик, Мэри, Рекстон, Мартинес, а также генерал из лаборатории, доктор Хазелхерст и полковник Гибси. Все следили за электронной картой на стене; прошло уже четыре с половиной дня от начала операции «Лихорадка», но долина Миссисипи по-прежнему светилась рубиновыми огнями.
Я немного нервничал, хотя в целом заброска обезьян прошла успешно, и мы потеряли только три десантные машины. По расчетам, каждый паразит — за исключением тех, которые по каким-то причинам не вступили в «прямые переговоры», — должен был заразиться три дня назад. Операция планировалась таким образом, чтобы охватить около восьмидесяти процентов титанцев в первые двенадцать часов — в основном, в городах.
Усилием воли я заставил себя сидеть на месте, но мысли сами возвращались к карте. Что там, за этими рубиновыми огнями? Несколько миллионов мертвых паразитов — или всего две сотни мертвых обезьян? Вдруг кто-то напутал в расчетах? Или предал нас? Или мы допустили в своих рассуждениях ошибку?
Неожиданно на красном поле вспыхнул зеленый огонек. Все встрепенулись. Из динамиков стереовизора раздался голос, хотя изображение так и не появилось.
— Говорит станция Дикси, Литл-Рок. Нам срочно нужна помощь. Все, кто нас слышит, пожалуйста, передайте это сообщение дальше: в Литл-Роке, штат Арканзас, разразилась ужасная эпидемия. Необходимо поставить в известность Красный Крест. Мы были в руках… — Голос растаял — то ли от слабости, то ли что-то случилось со связью.
Я обнаружил, что перестал дышать. Мэри тронула меня за руку, и я откинулся на спинку кресла, чувствуя, как полегчало на душе. Вглядевшись в карту внимательнее, я заметил, что зеленый огонек вспыхнул не в самом Литл-Роке, а западнее, в Оклахоме. Вскоре вспыхнули еще два: один в Небраске, другой — чуть к северу от канадской границы. Из динамиков донесся новый голос — со звонким новоанглийским произношением. И как его угораздило оказаться в красной зоне?
— Как во время выборов под конец дня, да? — пошутил Мартинес.
— Похоже, но обычно мы не получаем сведений из Мексики, — согласился Президент и указал на карту: в штате Чиуауа загорелись сразу несколько зеленых огней.
— А черт, верно! Видимо, когда все это закончится, Госдепартаменту придется утрясать не один конфликт, а?
Президент не ответил, и Мартинес, слава Богу, умолк. Я посмотрел на Президента. Тот вдруг сказал: — Кто-нибудь будет ужинать? У меня впервые за несколько месяцев разыгрался аппетит.
С лучеметом в левой руке и впрыскивателем в правой я пробирался от дома к дому в назначенном мне квартале — старый район Джефферсон-Сити, почти трущобы, застроенные жилыми домами пятидесятилетней давности. Я успел ввести антитоксин двум с половиной десяткам больных, еще тридцать ампул оставалось, а затем нужно было идти к месту сбора у здания муниципалитета. Но, по правде сказать, меня уже начинало мутить.