— В таком случае, — Рэйф посмотрел ему в лицо, — почему вы собирались отправить нас туда?
— У нас не было выбора, — ответил Мартин. — Я говорил тебе, что не мы, а кто-то другой или что-то другое привело тебя сюда, на Землю.
— Значит, по-твоему, — вступила в разговор Габи, — Повелитель Демонов, Тебом Шанкар, или как там его еще зовут, ждет нас?
Габи говорила спокойно, но в словах чувствовался страх.
— Не знаю! — и без того вытянутое лицо Мартина совсем перекосилось. — Может, это и не он. Это было бы слишком просто. Я думаю, нас решили убить, когда выяснилось, что мы пытаемся вытянуть из вас какую-то информацию, вместо того чтобы сразу отправить к нему. Но это всего лишь мои догадки. Не знаю!
— Все это мы выясним через несколько дней, как только я встану на ноги, — сказал Рэйф.
Он нагнулся к пульту и перепрограммировал автопилот на Северную Америку.
— Куда мы летим? — спросила Габи.
— Найдем Лукаса и отсидимся вместе, — ответил Рэйф.
Самолет, послушный автопилоту, уже разворачивался, оставляя сзади себя полуденное солнце.
Глава X
— Лукас! — позвал Рэйф. — Лукас!
Спустившись вновь в глубины подсознания, он нашел волка, и голос Лукаса позвал его в Канаду, в глухие северные леса. Лукас обосновался на берегу озера, заросшего густым сосняком, словно спрятавшегося еще со времен девятнадцатого века и от краснокожих, и от вездесущих трапперов. Самолет, покружив над озером, сел на небольшую лужайку на берегу. Пейзаж освещали звезды — солнце уже село, луна еще не взошла. Рэйф, не в силах шевельнуться, устало откинулся в кресле.
— Вставай-вставай, — сказала Габи, помогая ему подняться на ноги. — Мы с Мартином устроили тебе вполне уютное ложе в хвосте самолета.
— Не надо, — отмахнулся Рэйф, но от изнеможения едва мог говорить и поэтому не особенно возражал, когда Габи, поддерживая, повела его по салону.
— Ничего со мной не случится. Я в порядке, только немного устал.
Он позволил уложить себя в импровизированную постель и накрыть одеялами из аварийного запаса, воняющими нафталином.
— Вот увидите, — едва шевеля губами, сказал он, — завтра утром я встану первым.
Но тут он ошибся.
На следующее утро он проснулся от боли и жара, с трудом вырвавшись из лихорадочных бредовых снов. Опять он бродил по бесконечным подземным пещерам, где жили пустотелые твари, которыми заправляло бумажное чудище. Временами он попадал и в другие места, не существующие ни в реальном мире, ни в его памяти. Но и здесь, и в бесконечных лабиринтах пещер он находил лишь боль и кровавые схватки. Снова и снова Рэйф либо дрался, либо спасался бегством. Время от времени к нему возвращалось сознание, но вскоре галлюцинации вновь обрушивались на него.
Когда наконец Рэйф окончательно вернулся в реальный мир, то был совершенно опустошен. Он осознал свою смертность, словно увидел внутри себя тикающие часы. Тело, надежно служившее ему, отказывалось подчиняться.
Он ощутил слабый прилив гнева, почувствовав свою беспомощность, но раздражение вскоре прошло, и Рэйф принялся вслушиваться в новое растущее чувство, которого доселе не испытывал. Он был почти рад своей слабости: утраченное ощущение физического превосходства словно примирило его с другими людьми. «Может быть, в конце концов я стану таким, как все», — подумал он.
Мысль эта поразила Рэйфа, как откровение. Неужели его сила, его дар внушения отомстили ему одиночеством в мире людей? Сейчас он, не задумываясь, отдал бы все свои телепатические способности и великолепную реакцию только за то, чтобы стать обычным человеком. Но как можно отказаться от того, что в тебе заложено, что составляет часть тебя? Только смерть способна разрушить стену между ним и всем человечеством. На нем лежит проклятие силы, как на других проклятие слабости, и лишь смерть, сняв проклятие, сделает его человеком. Но Рэйф еще не был готов умереть…
— Как долго? — спросил он.
— Пять дней, — ответила Габи.
Рэйф задумался и невольно покачал головой.
— Все равно, ты выздоровел невероятно быстро, — сказала Габи.
Вечерело. Прекрасное канадское лето было в самом разгаре. Легкий ветерок с озера задувал в открытые двери самолета. Возле его постели сидели Габи, Лукас и Мартин.
Рэйф слабо усмехнулся.
— Выздоровело тело, не я…
— Ты просто ослаб после болезни, — мягко сказала Габи.
Мартин молчал. Молчал и Лукас, не спуская с Рэйфа горящих звериных глаз. Рэйф покачал головой.
— Нет, мне преподали хороший урок. Я понял, что когда-нибудь умру. Знаете, было время, когда я верил, что не подвластен смерти. Я что-нибудь говорил в бреду?
— Ты все время с кем-то сражался, — ответила Габи. — И говорил, что боги не страдают. «Боги не знают боли». «Боги не умирают».
Габи, слегка нахмурившись, с любопытством посмотрела на него.
— Когда-нибудь мы все будем богами, — сказал Рэйф. — Все. Не сейчас. Сейчас мы просто мужчины и женщины. Обидно, но факт. Мы еще только люди. И я всего лишь человек. Но дайте мне немного времени, и, может, я снова стану как и раньше богом среди людей.
Габи пощупала его лоб.
— Холодный, — сказала она. — Жара нет. Как ты себя чувствуешь?
— С головой у меня все в порядке. Хватит безумия. Не волнуйся, — добавил Рэйф. — Хотя чувствую я себя неважно. Живот болит, как от побоев. Мне напомнили о моей человеческой сути и ее пределах. Мы все — только люди, но вынуждены сражаться с богами. Так было всегда. Новые поколения приходили на смену тем, кого боги поглотили или покорили…
Мартин прокашлялся и наконец заговорил.
— Он все еще не в себе, Габи.
— Ничего подобного. Ты тоже всего лишь человек, — сказал Рэйф. Он перевел взгляд на волчью морду. — Вот Лукас понял меня.
Лукас ничего не ответил — ни голосом, ни на языке подсознания.
Рэйф снова повернулся к Габи и Мартину.
— Со мной все в порядке, — сказал он. — Просто теперь я верю в существование Тебома Шанкара, Наставника — называйте его, как хотите. Вот и все. Только, Мартин, это не Эб Лезинг.
— Ты не можешь знать наверняка, — возразил Мартин.
— Того, что я знаю, мне вполне хватает, — Рэйф попытался приподняться на локте. — Помоги мне вылезти. Я хочу, наконец, выбраться на солнце и воздух. Валяясь в постели, с болезнью не справиться.
Мартин чуть ли не на руках вынес его из самолета и, подложив одеяло, усадил на землю. Рэйф заметил, что Габи ходит так, будто никогда и не была парализована. Но больше всего он радовался воздуху — чистому прохладному воздуху, заполнявшему легкие и остужавшему лицо.
Возле самолета почти бездымно горел костерок, рядом с которым Габи и Мартин соорудили что-то вроде навеса из одеял.
— Я зверски голоден, — сказал Рэйф, улыбаясь.
Лицо Габи, однако, сразу помрачнело.
— У нас ничего нет, кроме НЗ самолета, — сказала она, — сухари, пресная вода. Я могу сделать тебе кофе или чай.
— И на этом вы жили все пять дней? — уставился на нее Рэйф.
Можно было и не спрашивать. Пока он лежал в горячке, еда была ему не нужна, но остальным уже давно пришлось вести полуголодную жизнь. Рэйф посмотрел на Лукаса, который вылез вслед за ним и, зевая, сел у его ног.
— В чем дело, Лукас? Ты не мог поймать кролика или куропатку?
— Поблизости нет дичи, — ответил Лукас. — А я не мог оставить Габи.
— Да, конечно, — сказал Рэйф, рассердившись на себя за необдуманные слова. Охотиться здесь — значит, уходить далеко в лес. Дикому лесному волку, чтобы прокормить одного себя, пришлось бы целыми днями бегать по лесу.
— Лукас не ел даже хлеба, — вступилась за него Габи. — Я ему предлагала — не брал.
— Я понял. Извини, Лукас.
Рэйфа устроили возле огня, закутав в одеяла, и он сидел, поедая сухари и запивая их растворимым кофе, который приготовила Габи. Сухари были почти несъедобными, но кофе! — словно свежая кровь наполняла его тело. Рэйф смотрел сквозь пламя костра, как Мартин укладывается спать, заворачиваясь в одеяла, и вскоре до него донеслись звуки густого храпа.