— Кажется, в судебной практике США это не единственное дело, когда «заменяющая» мать отказывалась отдать ребенка или, наоборот, «заказчик», нарушая договор, не хотел брать его потому, что у новорожденного имелась какая-то патология. Судьи всякий раз сталкиваются с массой трудноразрешимых проблем, идут как бы наощупь. Вероятно, биоэтика в силу новизны и сложности возникающих проблем тоже вынуждена выступать в роли сапера, прокладывающего путь в царстве случаев. В этой связи хотелось бы затронуть вопрос об эвтаназии, вокруг которой не утихают споры. Наше новое законодательство об охране здоровья граждан, принятое в июле 1993 года, запрещает любые формы безболезненного приведения к смерти неизлечимых больных. И пассивную эвтаназию, когда врач просто прекращает лечение, то есть дает умереть безнадежному больному или неизлечимо дефективному новорожденному. И активную эвтаназию, при которой он, скажем, вводит пациенту смертельную инъекцию какого-нибудь препарата. Вы оправдываете этот запрет?
—
— Но вот наш известный детский хирург С.Я.Долецкий за эвтаназию! Естественно, с четко очерченными правовыми границами. Говорят, что знаменитый Кристиан Барнард, первым пересадивший сердце, использовал эвтаназию для облегчения последних минут жизни своей матери. Известный в США специалист по этике Дж. Рейчелс возражает против существующей в его стране практики, когда за активную эвтаназию врача могут привлечь к уголовной ответственности и строго наказать, пассивную же не запрещают. Он приводит довольно- таки смелое и острое доказательство морального «равенства» обоих видов эвтаназии. Некто Смит, стремясь получить большое наследство, хочет избавиться от своего шестилетнего кузена. Такая же ситуация у Джонса. Но Смит, зайдя в ванную комнату, утопил ребенка, инсценировав несчастный случай. А Джонс, войдя в ванную комнату с тем же намерением, вдруг увидел, что кузен поскользнулся, ударился головой и упал в воду. Ребенок утонул сам, в то время как Джонс наблюдал, но ничего не сделал, чтобы спасти мальчика. Итак, Смит убил ребенка, а Джонс «просто» дал ему умереть. Мотивы и цель у обоих одинаковые, и было бы нелепо говорить, что Смит «хуже» Джонса. Оба преступники. У врачей, прибегающих к эвтаназии, совсем иные мотивы и цели, они имеют дело со случаями, когда жизнь становится для пациента ужасным бременем. И надо дать врачу право, говорит Рейчелс, самому выбирать между пассивной и активной эвтаназией, поскольку морального различия между ними нет.
—
— Александр Петрович, биоэтика, судя по приведенным вами примерам, тесно связана с правом. Ученые и в первую очередь философы высказывают мнение, что эта наука не диктует врачу общеобязательных норм и правил поведения, как медицинская деонтология (наука об ответственности, долге). Биоэтика, считают они, лишь осмысливает случай, предельную ситуацию, сопряженную с риском для жизни, нередко на грани смерти. Рассмотрение, анализ этой ситуации с нравственных, правовых позиций как бы создает прецедент для разрешения похожей коллизии в будущем.
—
— Во всяком случае, если взять моральную сторону дела, традиционная медицинская этика в этом случае тоже стала бы в тупик. Сейчас все чаще приходится слышать, что медицинская деонтология как профессиональная этика уходит в прошлое. Что клятва Гиппократа с ее торжественным стилем («в какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного») выглядит устаревшей риторикой. Кажется, вы против такого отрицания…
— Что же нового внесло недавно принятое законодательство об охране здоровья граждан России в отношения «врач-пациент»?
—