Мы встретились так, будто никогда не расставались, и, хотя знали, что наша встреча, можно сказать, подстроена, искренне радовались ей. Однако под взаимной радостью таился взаимный же страх, ибо мы прочли в глазах друг друга, что нас донимает один и тот же кошмар. Танцуя, мы догадывались, что наши одежды с нетерпением дожидаются мига, когда в них через какие-нибудь два часа спустя вселится нечто и наделит их призрачной жизнью.
Что нам было делать? Мы осознали сразу и одновременно, что нам нужно спрятаться от музыки и от людей, которые, без сомнения, были довольны собой, поскольку со стороны мы выглядели, когда шли к двери, рука в руке, влюбленной парочкой. Мы знали, что нам нельзя разлучаться, и понимали, что, если хотим чего-то добиться, должны действовать. Но как? Каким образом? Итак, во-первых, мы должны держаться вместе, а во-вторых — не снимать своих одежд.
Я отвез жену к себе домой — вернее, к нам домой. Мы поднялись в гостиную и сели в кресла. Время ползло невыносимо медленно. Поначалу мы пытались обсуждать, что это все означает, но разговор не клеился.
Мы почти заснули, когда, около трех, меня словно встряхнула чья-то невидимая рука. Жена, прикорнувшая у меня на плече, увидела, проснувшись, такую картину: я стоял посреди комнаты, извиваясь всем телом, а пиджак трепетал на моей спине, точно приспущенный парус. Мне же довелось узреть, как жена взмыла к потолку; что самое ужасное — черты ее лица сделались расплывчатыми, будто она мало-помалу утрачивала связь с реальностью.
— О, Гарри! — воскликнула она. — Гарри, где ты? — Она дотронулась до меня, и сколь нежным было прикосновение ее пальцев, которые тянулись ко мне словно из другого мира; наши лица, ноги, руки — все исчезло. Тем не менее мы чувствовали ступнями пол и ощущали выступивший на ладонях холодный пот. А затем началась пытка. Я видел лишь небесно-голубое платье, мне казалось, что в наши одежды вселились злые духи, злобные и порочные. Нас разнесло в разные стороны, и теперь мы бессильны были воссоединиться. Я обнаружил, что нас влечет к открытому окну, и тут до меня донесся голос моей жены.
— Гарри! Гарри! — звала она как бы издалека, хотя мы находились в шаге друг от друга. — Гарри! Не оставляй меня, Гарри!
Я ничего не мог поделать. Нас вынесло в окно и повлекло над лужайкой. Наши одежды, по-видимому, вознамерились освободиться от нас. Как долго продолжалась беззвучная схватка в воздухе, определить было невозможно. Я знал только, что мы противостоим неведомому злу. Наконец ярость призраков, похоже, ослабела; по крайней мере, одежды стали выказывать признаки утомления. К тому времени, когда мы добрались до леса, они успокоились. Впечатление было такое, словно они отдыхают. Мне пришло в голову, что они, вероятно, стремились убить нас, однако не сумели осуществить свой замысел. Движение наше становилось все более медленным. Очутившись над просекой, мы с женой рухнули на землю у подножия огромного дуба и потеряли сознание.
Я пришел в себя незадолго до рассвета, от того, что вымок насквозь в ледяной росе. Какое-то мгновение я никак не мог сообразить, где нахожусь, но потом память возвратилась ко мне, и я огляделся по сторонам. Моя жена пропала.
Удостоверившись в том, что ее нигде нет, я побрел домой и, спотыкаясь, поднялся по лестнице в спальню. Там было темно, и я зажег спичку. Чиркая ею о коробок, я имел весьма смутное представление относительно того, где стою, но едва вспыхнул огонек, я увидел перед собой большое зеркало платяного шкафа, в котором отражался человек без головы, зато в вечернем костюме.
Я отпрянул, напуганный не столько отражением, сколько мыслью о том, что привидение вырвалось на волю и что наша схватка с демонами не принесла Желаемого результата Затем я зажег вторую спичку и повернулся к кровати.
На ней лежали бок о бок двое людей; присмотревшись, я различил на их лицах счастливые улыбки. Моя жена устроилась поближе к окну, а я расположился на своем привычном месте, в тени гардероба.
Мы оба были мертвы.
вадцать пять веков назад Гиппократ сказал: «Медицина стоит на трех китах — нож, трава и слово». Понятно: хирургия, лекарства. Что касается слова, это и есть психотерапия. Но только ли слово в смысловом значении? Нет — и как оно произнесено, с какой эмоциональной тональностью, с каким скрытым подтекстом — одобрения или осуждения. Здесь целое море возможных нюансов и чувств, начиная с мимики и жестов говорящего, до степени понимания слушающего Все это — психотерапия.
С чего начать?
Как советовал Чеширский кот: начнем с начала. Правда, с самого начала не удастся. Ибо никто не знает, когда оно было. Отца медицины Гиппократа мы уже выслушали, теперь послушаем собеседника из XVI века, доктора медицины, медонского кюре Франсуа Рабле, автора бессмертной книги о Гаргантюа и Пантагрюэле.
И вот доктор Рабле — есть основание считать его одним из основоположников психотерапии — настоятельно советует: любое зло, вызывающее ужас, в том числе болезнь и связанное с ней страдание, даже самую смерть, следует встретить смехом. Бедствия мира сего не страшат человека, умеющего смеяться.
В исследовании, посвященном творчеству Рабле, М.М.Бахтин приводит цитату из «Ночных дозоров» Бонавентуры (псевдоним неизвестного автора): «Есть ли на свете еще более сильное средство противостоять всем издевательствам мира и судьбы, чем смех! Перед этой сатирической маской испытывает ужас сильнейший враг, и само несчастье отступает передо мною, если я осмеливаюсь его осмеять! Да и чего, черт побери, кроме осмеяния, заслуживает эта земля вместе со своим чувствительным спутником — месяцем!»
Врач Рабле сонм болезней и причиняемых ими страданий считает проявлением «издевательств мира и судьбы». И указывает на смех как надежнейшее лечебное средство. На врачующее действие смеха указывали и величайшие авторитеты медицины древности — Гиппократ, Гален, Авиценна
Задержу внимание читателей еще на одном сочинении, что лежит передо мной на столе. Оно была опубликовано в Амстердаме на французском языке в 1776 году. Я глажу рукой характерный для XVIII века переплет из телячьей кожи, испытывая при этом такое знакомое всем библиофилам наслаждение от прикосновения к старой книге, с неповторимым мастерством воспетое Анатолем Франсом в его эссе «Любовь к книгам». Читаю заглавие «Размышления над великими людьми, которые, умирая, шутили». Книга эта не только у нас, но и во Франции мало известна, как и ее автор — М. Деслвнд. В сочинении приведены факты не только стоического поведения многих знаменитых людей перед лицом смерти, но и их ироническое, шутливое отношение к ней Буквально можно сказать, что люди умирали смеясь, действенным лекарством смеха смягчая трагизм неприемлемого разумом факта смерти В ряду прославленных имен — философов, общественных деятелей, полководцев — есть и доктор Рабле, о подлинной жизни которого сохранилось больше вымыслов и анекдотов, нежели достоверных фактов Однако весьма правдоподобно выглядит картина последних мгновений великого пересмешника — совсем в духе созданных им героев