Я оказался в числе независимых оперативников, которые были направлены на расследование. Причиной тому послужили некоторые изыскания, проведенные мной в этой глухомани еще до того, как я впервые услышал о Патруле. Онн-то, кстати, и породили во мне несколько Необычное соображение по поводу того, что надо делать. Мне нипочем не удалось бы выдать себя за латиноамериканца, однако я мог стать янки, наемником, который, с одной стороны, пылко поддерживает Освобождение, с другой — надеется на нем заработать, а главное — будучи в достаточной степени majo [12], тем не менее свободен от традиционного американского высокомерия, которое во все эпохи отталкивало этих гордых людей.
Расследование шло долго и, в общем-то, скучно. Поверьте, друзья мои, девяносто девять процентов оперативной работы сводится к терпеливому сбору малоинтересных и обычно не относящихся к делу фактов. Скажу лишь, что мне повезло, и я довольно быстро сумел внедриться, завести нужные знакомства, раздать кому надо взятки, найти информаторов и получить необходимые сведения. В конце концов, никаких сомнений не осталось: этот Бласко Лопес, человек неясного происхождения, прибыл из будущего.
Я вызвал наших парней, и мы ворвались в его дом в Боготе. Люди, которых мы захватили, были по большей части из местных — безобидные крестьяне, прислуга, однако и то, что они сообщили, оказалось полезным. Сопровождавшая Лопеса любовница была его сообщницей. Она рассказала нам гораздо больше прочих — в обмен на то, что ей предоставят удобное жилище на планете изгнания. Однако сам главарь вырвался на свободу и бежал.
Один-единственный всадник, направлявшийся в сторону Восточных Кордильер, которые виднелись на горизонте… один-единственный всадник, который ничем не отличался от десяти тысяч истинных креолов… мы не могли использовать для его поиска темпороллеры. Нас бы сразу заметили. Кто знает, к какому результату это могло привести… Заговорщики и без того нарушили стабильность временного потока.
Я оседлал коня, прихватил еще пару на смену, взял немного вяленого мяса и витаминных пилюль для себя и пустился в погоню.
С глухим гулом ветер устремлялся вниз по склону горы. Трава и редкие низкорослые кусты дрожали под его леденящими порывами. Выше начинались голые скалы. Справа, слева, сзади в бледно-голубую бездну неба возносились горные пики. А над головой, высматривая чью-нибудь смерть, выписывал гигантские круги кондор. Снежные шапки вершин сверкали в лучах заходящего солнца.
Раздался мушкетный выстрел. Стреляли издалека, звук напоминал скорее сухой щелчок, хотя и его подхватило эхо. Эверард услышал жужжание пули. Близко! Он пригнулся в седле и пришпорил своего скакуна.
«Вараган не может всерьез рассчитывать, что попадет в меня с такого расстояния, — пронеслось в его голове. — Что же тогда? Надеется, что это меня задержит? Если так, он все равно выиграет не много — какая ему от этого польза? Что же он задумал?»
Враг все еще опережал его на полмили, однако Эверард уже видел, как бредет, шатаясь, обессиленная лошадь врага. Чтобы напасть на след Варагана, Эверарду потребовалось определенное время: пришлось расспрашивать пеонов и пастухов, не встречался ли им такой-то человек. Лошадь у Варагана была всего одна, и если бы он гнал ее слишком сильно, он мог остаться вообще без лошади. Так что, напав на след, Эверард кинулся в погоню и довольно быстро нагнал Варагана, ни разу не сбившись с пути благодаря своей подготовке.
Эверард знал, что у беглеца был лишь мушкет. С тех пор, как Патрульный показался в поле его зрения, Вараган тратил порох и пули довольно свободно. Поскольку перезаряжал он быстро, а стрелял метко, приблизиться к нему не удавалось. Но какое убежище он надеялся найти в этих пустынных местах? Похоже было, что Вараган направляется к одной из скал. Скала эта бросалась в глаза не только высотой, но и формой: она напоминала башню замка. Впрочем, до крепости ей далеко. Если Вараган укроется за ней, Эверард сможет использовать свой бластер и обрушить на голову врага расплавленные камни.
Может, Вараган не знает, что у агента имеется подобное оружие? Вряд ли. Каким бы чудовищем он ни был, не дурак же он, в самом деле.
Эверард опустил вниз поля шляпы и плотнее закутался в пончо, спасаясь от холодного ветра. Смысла доставать бластер пока не было, но, будто повинуясь инстинкту, его левая рука устремилась к кремневому пистолету и сабле на боку. Это оружие он носил главным образом для того, чтобы лучше вписываться в выбранную роль, ну и, конечно, так вызывал больше уважения у местных жителей. Привычная тяжесть у бедра как-то даже успокаивала и придавала уверенности.
Остановившись и выстрелив, Вараган снова двинулся вверх по склону, на сей раз даже не перезарядив мушкет. Эверард погнал коня галопом и еще более сократил разделявшее их расстояние. Но теперь он держался настороже — страха Эверард не испытывал, но бдительности не терял — в любую секунду он готов был нагнуться в сторону или спрыгнуть на землю и спрятаться за животное. Но ничего неожиданного не происходило, и безрадостный марш по холодным просторам продолжился. Может, Вараган истратил весь порох? Редкая альпийская трава кончилась и под копытами зазвенел камень.
Вараган остановил коня у скалы и замер в ожидании. Мушкет висел в чехле, а руки беглеца покоились на седельной луке. Его лошадь дрожала и шаталась от усталости, голова ее поникла, на боках и на гриве висели клочья пены.
Эверард вытащил свой энергетический пистолет и направил коня к беглецу. Одна из запасных лошадей за его спиной заржала. Вараган по-прежнему ждал.
Не доезжая до него трех ярдов, Эверард остановился.
— Меро Вараган, вы арестованы Патрулем Времени, — объявил он на темпоральном языке.
Тот улыбнулся.
— Право, сударь, вы в лучшем положении, — ответил он тихим голосом. — Не окажете ли вы мне честь, сообщив свое имя и происхождение?
— Независимый агент Мэнсон Эверард, родом из Соединенных Штатов Америки около ста лет вперед. Но это к делу не относится. Ты возвращаешься со мной. Оставайся на месте, пока я не вызову роллер. И предупреждаю: одно неверное движение, и я стреляю. Ты слишком опасен, и я пристрелю тебя без всяких угрызений совести.
Вараган развел руками.
— В самом деле? Что же ты знаешь обо мне такого, агент Эверард, — или думаешь, что знаешь, — чтобы оправдать столь жестокие меры?
— В моих глазах человек, который в меня стреляет, уже заслуживает ответа.
— Может, мне показалось, что ты бандит — из тех, кто часто нападает на путников в этих местах. Однако какое преступление мне приписывают?
Эверард потянулся было свободной рукой в карман за коммуникатором, но на мгновение замер, словно завороженный, и взглянул на своего противника, щуря глаза от ветра.
Меро Вараган сидел гордо выпрямившись и расправив широкие плечи — он даже казался выше, чем на самом деле. Ветер трепал черные волосы, обрамляющие бледное лицо, с белизной которого не могли справиться ни солнце, ни непогода. Гладкие щеки, без малейшего намека на щетину — словно молодой Цезарь, только черты лица слишком уж тонкие. Большие зеленые глаза Варагана смотрели прямо, вишнево-красные губы изогнулись в улыбке. Его черные одежды, включая сапоги и развевающийся за плечами плащ, были отделаны серебром и на фоне похожей на башню скалы он вдруг напомнил Эверарду Дракулу.
Голос Варагана по-прежнему звучал тихо.
— Очевидно, твои коллеги выудили информацию у моих людей. Надо полагать, ты уже знаешь имена и кое-что о нашем происхождении…
— «Тридцать первое тысячелетие. Преступная группировка, сложившаяся после неудачной попытки экзальтационистов сбросить бремя цивилизации. За время пребывания у власти обзавелись машинами времени. Их генетическое наследие…» Ницше мог бы вас понять. Я не пойму никогда.