Что же касается Бронвен, то когда она подурнеет, ее определят на работу. Не обученная никакому ремеслу — например, ткачеству, — она, скорее всего, закончит свои дни посудомойкой или где-нибудь на мукомольне.
Все эти горькие подробности Эверарду пришлось выуживать из нее одну за другой. Она не жаловалась и не просила о помощи. Такая уж у нее судьба, ничего тут не поделаешь. Ему вспомнилась строчка, которую через несколько столетий напишет Фукидид о гибельной афинской военной экспедиции, последние участники которой провели остаток своих дней в копях Сицилии: «Свершив, что мужчины могли, они терпеливо переносили то, что положено перенести».
О себе он рассказывал немного. Едва он уклонился от встречи с одним кельтом, ему тут же навязали другого, и он чувствовал, что лучше будет попридержать язык.
В конце концов, Бронвен немного повеселела, раскраснелась, и подняв на него взгляд, произнесла слегка заплетающимся языком.
— О, Эборикс… — Дальше он ничего не разобрал.
— Боюсь, мой диалект слишком сильно отличается от твоего, милая, — сказал он.
Она вновь перешла на пунический:
— Эборикс, это так великодушно со стороны Ашерат, что она привела меня к тебе, сколько бы времени она мне ни даровала. Как чудесно… А теперь, мой милый повелитель, приди ко мне и позволь твоей служанке также доставить тебе немного удовольствия… — Она поднялась, обошла вокруг стола и устроилась, мягкая, теплая, у него на коленях.
Эверард уже успел посоветоваться со своей совестью. Если он не сделает того, чего от него ожидают, слух об этом непременно дойдет до царских ушей. Хирам может обидеться — или заинтересоваться, что уже не так с его гостем. Бронвен тоже обидится, и возможно, у нее будут из-за него неприятности. Кроме того, она красива, привлекательна, а он так давно не был с женщиной.
И он привлек Бронвен к себе.
Умная, внимательная, чувственная, она прекрасно знала, что делать. Ее страсть не была фальшивой. Что ж, возможно, он оказался первым, кто когда-либо пытался доставить удовольствие ей. Когда они отдыхали, она судорожно прошептала ему на ухо:
— Я… я не рожала… вот уже три года. О, как я молю, чтобы богиня открыла мое лоно для тебя, Эборикс…
Он не стал напоминать ей, что все ее дети будут рабами.
А перед тем, как они уснули, она пробормотала нечто такое, о чем, подумал Эверард, она вполне могла и не проговориться, если бы не вино и не усталость:
— Мы были сегодня одной плотью, мой повелитель. Но знай: мне известно, что мы не из одного народа.
— Что? — Его пронзил холод. Он рывком сел, но она сразу прижалась к нему и обняла.
— Ложись, сердце мое. Никогда, никогда я тебя не выдам. Но… я помню свой дом, помню множество мелочей и не верю, что горные гэлы так уж отличаются от гэлов, которые живут у моря… Успокойся, твоей тайне ничто не угрожает. Почему Бронвен, дочь Браннока, должна выдать единственного человека, который впервые проявил о ней заботу? Спи, моя безымянная любовь, крепко спи в моих объятьях.
На рассвете, в извинениях и лести, Эверарда разбудил слуга и увел его в горячую баню. Мыла пока еще не придумали, однако губка и пемза оттерли коску патрульного от грязи, а затем слуга сделал ему массаж с втиранием ароматного масла и побрил. А тем временем Эверард размышлял о предстоящем расследовании. Юный плут Пум не соврал: его связи «доходили до дворца» — правда только до дворцовой кухни. Он назвал патрульному имя служанки, которая могла бы быть полезной.
После утренних процедур Эверард присоединился к начальникам охраны — для скромного завтрака и оживленной беседы.
— Я сегодня свободен, — сказал один из них. — Не хотите ли, чтобы я свозил вас в Усу, друг Эборикс? Я мог бы показать вам город. А затем, если будет еще светло, мы прокатимся по окрестностям. — Эверард так и не понял, имелась ли в виду ослиная спина или более быстрая, хотя и менее удобная боевая колесница. Лошади в ту эпоху, как правило, слишком ценились, чтобы использовать их для чего-либо, кроме сражений и парадных выездов.
— Благодарю вас, — ответил патрульный. — Однако сначала мне нужно повидаться с женщиной по имени Сараи. Она работает где-то на кухне.
Офицер поднял брови.
— Ну-ну, — ухмыльнулся тириец. — Северяне, что, предпочитают царским избранницам простых служанок?
Эверард выпрямился, бросил на своего собеседника холодный взгляд и проговорил:
— По повелению царя я провожу дознание, но суть его никого не касается. Я выразился вполне ясно?
— О да, безусловно. Подождите, я разыщу кого-нибудь, кто знает, где она. — Стражник поднялся со скамьи.
Эверарда провели в другую комнату, и на несколько минут он остался один. Он провел их, анализируя охватившее его ощущение, что надо спешить. Теоретически у него было столько времени, сколько нужно: в случае необходимости он всегда мог вернуться назад. На практике, однако, это предполагало огромный риск, приемлемый только в самом крайнем случае. Помимо того, что создавалась временная петля, которая могла выйти из-под контроля, существовала и возможность иного развития земных событий. И чем дольше длилась операция, тем выше становилась вероятность изменений. Кроме того, ему не давало покоя желание поскорей разделаться с этой работой, довести ее до конца и закрепить существование породившего его мира.
Приземистая фигура раздвинула входные занавеси. Женщина опустилась перед ним на колени.
— Смиренно ожидаю приказаний повелителя, — сказала она дрожащим голосом.
— Ты Сараи? Поднимись, — произнес Эверард. — И успокойся. Я всего лишь хочу задать тебе два-три вопроса.
Она заморгала и покраснела до кончика своего длинного носа.
— Что бы ни приказал мой повелитель, я постараюсь исполнить его волю.
— Успокойся, — повторил он. — Мне нужно, чтобы мысли твои ничто не сковывало. По поручению царя я ищу сведения о людях, которые когда-то гостили у его отца, в конце правления достославного Абибаала.
Ее глаза расширились.
— Но, хозяин, я тогда только родилась.
— Догадываюсь. А как насчет остальных слуг? Ты наверняка знаешь всех их. Кто-нибудь из тех, кто служил тогда, могут до сих пор работать во дворце. Не могла бы ты порасспросить их?
Она коснулась рукой бровей, губ и груди — в знак повиновения.
— Раз мой повелитель желает этого…
Эверард рассказал ей то немногое, что знал сам. Сараи задумалась.
— Боюсь… боюсь, из этого ничего не получится, — сказала она. — Мой повелитель, конечно же, понимает, что приезд чужестранцев — для нас большое событие. И если бы дворец посетили столь необычные гости, как описывает мой повелитель, слуги говорили бы об этом до конца своих дней — Она грустно улыбнулась. — В конце концов, у нас не так уж много новостей — у тех, кто работает во дворце. Мы пережевываем старые сплетни снова и снова, и если бы кто-то помнил чужеземцев, я давно бы уже знала эту историю.
Эверард мысленно обругал себя на нескольких языках. «Похоже, мне придется отправиться на поиски в Усу самому, на двадцать с лишним лет назад. Хотя риск велик: они могут засечь мою машину или даже убить меня самого».
— Но ты все-таки порасспрашивай слуг, хорошо? — сказал он расстроенно.
Прежде чем уйти, она вновь преклонила колени.
Эверард направился к своему новому знакомому. Он не рассчитывал всерьез, что за один день найдет на материке ключ к разгадке, но по крайней мере прогулка развеет его, снимет напряжение.
Когда они вернулись на остров, солнце клонилось к горизонту. Над морем стелилась туманная дымка, рассеивавшая свет и превращавшая высокие стены Тира в золотой волшебный замок, который может в любой момент раствориться в воздухе. Сойдя на берег, Эверард обнаружил, что большинство горожан уже разошлись по домам. Начальник стражи, который вместе со своей семьей жил в городе, простился с-ним, и патрульный поспешил во дворец по пустынным и словно Призрачным после дневной суматохи улицам.