— Ну вот и выясни все, Серан. На то ты и в Особом Отряде.
Серан поговорил с Нокомой — они вместе работали, оба разбирались в своем деле и понимали друг друга с полуслова. Нокому можно было отнести к женскому полу. У проавитян половые особенности были выражены слабо.
— Ты не против, если я спрошу тебя кое о чем напрямик? — встретил ее вопросом Серан.
— Конечно, нет. Как же иначе я пойму, о чем ты хочешь узнать?
— Некоторые проавитяне утверждают, что они не умрут. Это правда, Кокома?
— Как же не правда? Если бы они умирали, то не могли бы стоять и говорить, что не умрут. Шучу, шучу. Да, мы не умираем. Это дурацкая иноземная привычка, и у нас нет причин следовать ей. На Проавитусе умирают только низшие существа.
— Но что вы делаете, когда становитесь очень старыми?
— Можно сказать, что уже почти ничего не делаем. Нам не хватает энергии. А у вас разве не так?
— Конечно, нет. А куда вы деваетесь, когда становитесь совсем старыми?
— Никуда. Мы тогда сидим дома. Поездки и путешествия — привилегия молодежи и людей в расцвете сил.
— Попробуем с другой стороны, — сказал Серан. — Где твои отец и мать, Кокома?
— Путешествуют. Они совсем не старые.
— А твои дедушки и бабушки?
— Некоторые еще выходят на улицу. А старшие остаются дома.
— Теперь давай так. Сколько у тебя бабушек, Кокома?
— Я думаю, что у меня дома девятьсот бабушек. Да, конечно, это совсем немного, но мы — младшая ветвь рода. В некоторых домах гораздо больше предков.
— И все эти предки живы?
— А как же еще? Кто бы держал в своем доме неживых? Какие бы они тогда были предки?
Серан чуть не прыгал от возбуждения.
— Могу я увидеть их? — взволнованно спросил он.
— Скорее всего, тебе не стоит видеть самых старых, — рассудительно ответила Кокома. — Такое зрелище может плохо подействовать на чужеземца, мы опасаемся этого. Но несколько десятков ты, разумеется, сможешь повидать.
Тут Серану пришло в голову, что, возможно, он близок к великому открытию. Он разгорячился еще сильнее.
— Кокома, может быть, именно здесь кроется разгадка? — еле слышно прошептал он. Если никто из вас не умер, значит весь ваш народ жив!
— Разумеется, это похоже на задачку с яблоками. Если ни одного не взять, то все на месте.
— Но если самый первый из них еще жив, значит им известно их происхождение! Они знают свои истоки! Неужели они знают? А ты знаешь?
— Нет. Я слишком молода для Ритуала. Только старики знают, как все началось.
— А кто у вас считается стариками? Сколько поколений назад нужно отсчитать?
— Десять, не больше. Когда у меня будет десять поколений детей, я тоже буду участвовать в Ритуале.
— В Ритуале?..
— Раз в год старики приходят к старейшинам. Они будят их и расспрашивают, как все началось. И самые древние старики рассказывают им об истоках. Это так занятно! Они все просто покатываются от смеха. Затем старцы снова укладываются спать — до следующего года. Таким образом знание передается из поколения в поколение. Это и есть Ритуал.
Проавитяне не были гуманоидами. Еще меньше они были «обезьяньими мордами», хотя именно так именовали их на своем жаргоне исследователи. Они были прямоходящими и носили одежду. Предполагалось, что под одеждой их скрыты две ноги, но Гибельный говаривал: «Судя по тому, что мы о них знаем, они с таким же успехом могут ездить на колесах».
Товарищи Серана грубым весельем встретили его исследовательский восторг.
— У нашего Серана опять приступ «как-же-все-это-началось», — насмехался Гибельный. — Старина, неужели ты никогда не перестанешь мучиться вопросом, что было прежде, курица или яйцо?
— Скоро я получу на него ответ, — ликовал Серан. — Мне представилась неповторимая возможность. Когда я выясню, как начался род проавитян, я пойму, каким образом начался любой другой род. Все проавитяне еще живы, даже самое первое их поколение.
— Просто невероятно, до чего ты легковерен, — прорычал Гибельный. — Говорят, человек становится мудрым, когда начинает снисходительно относиться к чужой глупости. Боюсь, мне до этого не дожить.
Но два дня спустя Гибельный сам разыскал Серана и завел с ним речь почти о том же. Видать, Гибельный немного подумал и пришел к собственным выводам.
— Ты, Серан, действительно наш парень, из Особого Отряда, — сказал он, — но ты идешь не в том направлении.
— То есть?
— Плевать, как это началось. Важно то, что это может не кончиться.
— Но я-то хочу докопаться именно до начала.
— Болван, как ты не можешь понять? Проавитяне обладают настолько редкими особенностями, что мы не знаем, чему они этим обязаны — науке, природе или своему дурацкому везению.
— Я полагаю, своей химии.
— Верно. Они занимаются органической химией не одно столетие и способны ускорить или замедлить любой процесс. Могут что хочешь отрастить или сжать, удлинить или раздвинуть. Сами они не кажутся мне особо умными, похоже, все это они делают инстинктивно. Но ведь делают же! Вот если бы мы выучились у них, то стали бы королями врачевания во всех вселенных. Ведь сами-то они никуда не летают, у них мало внешних контактов. Их снадобья способны то ускорять, то тормозить жизненные процессы. Подозреваю, что проавитяне умеют сжимать клетки, да и мало ли на что они еще способны!
— Нет, они не умеют сжимать клетки. Теперь ты несешь ерунду, Гибельный.
— Неважно. Их штучки уже превратили в ерунду существующую химию. Пользуясь их фармакопеей, человек обретет способность жить вечно. И было бы глупо этим не попользоваться.
Серан Свайсгуд отправился в дом Нокомы, но незваным и даже без предупреждения. Пошел, твердо зная, что ее нет дома. Это, конечно, было непорядочно, но члены Экспедиции проходили специальную подготовку.
Он решил, что сам, без всяких наставников, он лучше разузнает о девятистах бабушках. Он выведает, чем занимаются старые люди, которые не умирают, и что они могут сказать о том, как появились на свет. Задумывая свое нашествие, он рассчитывал на присущую проавитянам учтивость.
Дом Нокомы, как и все другие дома, стоял на вершине большого пологого холма. Выстроенный из земли, и замаскированный под окружающий ландшафт, он почти не был заметен.
Серан поднялся по извилистой, выложенной плиткой тропинке и открыл дверь, которую Кокома однажды показала ему. Он вошел украдкой и встретился с одной из девятисот бабушек.
Бабушка сидела в кресле, маленькая улыбающаяся. Они беседовали без труда, хотя не так легко, как с Нокомой, которая с полуслова понимала, что он хочет сказать. На зов этой бабушки пришла другая и тоже улыбнулась Серану. Эти две старушки были несколько меньше, чем более молодые проавитяне. Старушки оказались добрыми и спокойными. В воздухе стоял легкий запах, довольно приятный, но чуть печальный, навевающий сон, вызывающий неясные воспоминания.
— Есть ли здесь кто старше тебя? — в нетерпении спросил Серан.
— Да, их много, много, кто знает — сколько… — ответила бабушка. Она созвала других бабушек и дедушек, еще старше, чем она сама. Они были вдвое меньше обычного зрелого проавитянина — маленькие, улыбчивые, сонные.
Здесь набралось не меньше дюжины поколений, и чем старше они были, тем меньше.
— Сколько же лет самому старшему из вас? — спросил Серан у бабушки, той, которую встретил первой.
— Мы все считаем себя ровесниками, потому что все вечны, — объяснила ему бабушка. — Строго говоря, это неправильно, но спрашивать сколько кому лет не принято.
— Вы, конечно, не представляете, каков из себя омар, — сказал Серан, дрожа от возбуждения, — но это животное может спокойно свариться, если нагревать воду медленно. Оно не впадает в панику, потому что не понимает, какая температура становится критической. Здесь со мной происходит примерно то же. События развертываются постепенно, и моя доверчивость не бьет тревоги. Мне грозит опасность поверить во все, что с вами связано, если я буду узнавать об этом понемногу. А именно так и случится. Я верю, что вы здесь, и что вы здесь только для того, чтобы я увидел и коснулся вас. Хорошо, пусть я сварюсь, как омар… Есть ли еще кто-то старше присутствующих здесь?