В тот миг согнутая ветка, освобожденная сгоревшей наркотической палочкой, стремительно распрямилась и ударила изумленного лучника по отвислому заду, обтянутому зеленым бархатом. Лучник подскочил (стрела, смачно чавкнув, вонзилась в землю у его ног) и замер.
— Не бейте меня больше, господин! — печальным тенором взмолился он. — Это меня большие мальчишки подучили…
Ретиф неторопливо вышел из укрытия, кивком поприветствовал громиля и вытянул самострел из его ослабевшей руки.
— Неплохая работа, — похвалил он, разглядывая оружие. — Это гроачи тут торговали такими?
— Торговали? — обиделся громиль. — Я отнял его у пятиглазых в открытом и честном бою, хочешь верь, хочешь нет.
— Прошу прощения, — Ретиф извлек из колчана стрелу, примерил ее к самострелу и небрежно осведомился: — А ты, случайно, не из шайки Гордуна?
— Вот именно, что не случайно, — многозначительно ответил громиль. — Я выдержал Испытание, как и другие разбойники.
— Удачно, что мы повстречались, — сказал Ретиф. — Я как раз направляюсь с визитом к Его Неистовству. Проводишь меня к нему?
Громиль распрямил двухсотдевяностофунтовое тело…
— Фим Глуп на роль предателя не годится.
— Я, собственно, не предательство имел в виду, — запротестовал Ретиф. — Просто намеревался поупражняться в дипломатии.
— Ни единый чужак не войдет в становище Гордуна иначе как пленником, — провозгласил громиль, выкатив на Ретифа мерцающие глаза. — Ну, держись…
— Не забывай, самострел все еще у меня, — напомнил Ретиф.
— Много пользы он тебе не принесет, — прорычал, приближаясь, Фим Глуп. — Только рука истинного громиля способна натянуть его тетиву.
— Правда? — Ретиф наложил и легким движением оттянул стрелу, так что острие ее оказалось на крутой дуге лука. Еще один дюйм — и крепкое слоистое дерево с шумом треснуло.
— Я понял, что ты имел в виду, — сказал Ретиф.
— Впрочем, изделия гроачи никогда особым качеством не отличались.
— Ты… ты сломал его! — полным глубокого отчаяния голосом произнес Фим Глуп.
— Не огорчайся, мне будет нетрудно раздобыть для тебя новый. У нас среди спортивного снаряжения есть несколько дамских моделей, с которыми тебе не придется особенно утруждаться.
— Но… я считаюсь самым сильным лучником в шайке!
— Плюнь, Фим, не расстраивайся. Лучше представь, как они станут тебя уважать, когда ты приведешь плененного тобою живого землянина.
— Как это?
— Да так. Подумай сам: я тут совсем один, оружия у меня никакого нет, где же мне сопротивляться?
— Да… но однако ж…
— Знаешь, все-таки лучше будет, если ты приведешь меня как пленника, не являться же мне туда самому, да еще рассказывать, что это ты показал мне дорогу.
— Неужто ты решишься на такую подлость? — задохнулся Фим.
— Определенно решусь, если мы немедленно не тронемся в путь, — заверил его Ретиф.
— Ну хорошо, — вздохнул Фим. — Похоже, деваться мне некуда. Вернее, это тебе некуда деваться. Шагай вперед, пленник. Остается только надеяться, что Его Неистовство нынче в добром расположении духа. Иначе он вздернет тебя на дыбу, и ты ему мигом все выложишь!
Несколько дюжин здоровенных мужиков, лениво слонявшихся вокруг общего кухонного котла или валявшихся в тени полосатого навеса, натянутого между деревьями, с легким интересом взирали на приближающихся всадников — Ретифа и следующего за ним Фима Глупа. Фим не спускал с землянина грозного взора, то и дело поторапливая его отборной бранью.
— Тпру, проходимец, приехали! — проревел он.
— Слезай и жди, пока я не получу указаний Его Неистовства, сразу ли нам тебя порешить или малость позабавиться, пока ты еще жив!
— Эй, что это за чудище, Глуп? — гаркнул
большой, нескладный разбойник, когда Ретиф соскочил с седла. — Не иначе как чужестранец?
— Ясное дело, не оберонец, — высказался другой.
— Может, это двуглазая разновидность пятиглазых?
— Отвалите от него, душегубы! — взревел Фим.
— Прочь с дороги! Я словил этого землянина, чтобы развлечь великого Гордуна.
— Нахальными речами, надо понимать? Я и твоими-то сыт по горло, Глуп! Вот не сойти мне с этого места, если я не зарублю эту тварь! — произнесший это великан рванул из-за пояса абордажную саблю, так что сталь взвизгнула, будто по ней прошлись оселком.
— Остановись, Зуб Жучила! — взревел гороподобный громиль в замызганной желтой хламиде. — Скука же у нас в становище смертная. Может, этот уродец сначала потешит нас каким-нибудь фокусом, а уж потом мы его будем резать?
— Что у вас тут за ор? — прорезал общий гомон уже знакомый Ретифу баритон. Высокий громиль, обвязанный красным кушаком, проталкивался сквозь толпу, расступавшуюся перед ним с недовольным ропотом. Когда взгляд его наконец уперся в Ретифа, он резко остановился.
— Сдается мне, сударик, — начал он, — что я тебя уже где-то видел.
— Да, приходилось встречаться, — признал Ретиф.
— Хотя вообще-то все вы, земляне, для меня на одно лицо… — Дир Багрец неуверенно поскреб пальцем челюсть. — Вроде бы на Кондитерской улице дело было…
— Совершенно верно.
— A-а! Вспомнил! — Дир Багрец хлопнул Ретифа по плечу. — Мы же с тобой пили вместе! Ну, братва, — обратился он к разбойникам, — и вмазал же мне этот землянин, что твой топтун лягнул, хотя убейте меня, не припомню, в чем у нас там дело было. Как, говоришь, тебя прозывают, сударик?
— Ретиф. Рад, что у тебя такая хорошая память, Дир Багрец, тем более, что твои соотечественники как раз обсуждали, каким способом лучше всего избавить меня от всех моих горестей.
— Да что ты? — Дир Багрец угрожающе поглядел вокруг, взявшись за рукоятку ятагана. — Никто не смеет убивать моих собутыльников, кроме меня самого, зарубите это себе на носу!
И он вновь повернулся к Ретифу.
— Слушай, а ты не мог бы еще разок угостить меня тем же самым?
— Я свое угощение берегу для особых случаев, — ответил Ретиф.
— Да какой же тебе еще случай? Как-никак, а я отогнал от тебя, хоть и ненадолго, этих свистунов, — ведь они бы тебя на куски разорвали.
— Мы это отпразднуем несколько позже, — уклонился Ретиф. — А сейчас я предпочел бы коротко переговорить с Его Неистовством.
— Если я использую мое влияние, чтобы свести тебя с ним, ты мне потом еще чего-нибудь покажешь?
— Если дела пойдут обычным порядком, — ответил Ретиф, — ты, я думаю, можешь на это твердо надеяться.
— Ну, тогда пойдем, Дир Тиф. Посмотрим, что я смогу для тебя сделать.
Развалясь в гамаке под многоцветным балдахином, Гордун Неучтивый безразлично взирал на Ретифа, пока Дир Багрец объяснял, кто это такой. Гордун представлял собой огромного, значительно превосходящего ростом среднего своего соплеменника громиля, с тучных телес которого пышными складками спадало расшитое стеклярусом одеяние. Слушая, он выбирал большие зеленые ягоды из стоявшей у него под локтем серебряной чаши, осыпал их, потрясая золотой солон-кой, экзотическими солями и отправлял себе в рот.
— И что же? — наконец буркнул он, сплюнув семечки. — Чего ради ты прерываешь мои медитации подобными пустяками? Избавься от этого создания любым способом, какой тебе больше по вкусу, Багрец, но сохрани его голову. Я насажу ее на пику и отправлю вождю землян, завернув в красивую бумажку, разумеется.
Дир Багрец почесал у себя под ребрами и кивнул.
— Выходит, не сварили вы с ним каши, Ретиф, — с оттенком слабого сожаления заключил он. — Ну, пошли…