— Да, но вы все же не забывайте, — предупредил его Ретиф, — от вас ожидают, что вы хотя бы первые несколько недель простоите на Партийной Платформе.
— Не-недель? — дрогнул Г ордун. — Это что еще за Платформа такая?
— Довольно шаткое сооружение, — доверительно поведал Ретиф. — Я, во всяком случае, не помню, чтобы кто-нибудь удержался на ней после первого Столкновения с Законодателями.
— То есть как, еще одно Испытание?
— Ну, насчет него вы можете особо не волноваться, Ваше Неистовство, до Импичмента тут дело редко доходит.
— До кого? Чего? Ты меня запугиваешь? — взревел Гордун. — Это что еще за ритуал?
— А это когда ваши политические противники решают сквитаться с вами за вашу победу на выборах и принимаются наперебой обвинять вас в Своекорыстных Действиях и в Совершении Судебно Наказуемых Деяний, а…
— Довольно! — взвыл Гордун. — Есть ли конец этим мукам?
— Конец есть, — успокоил растревоженного атамана Ретиф. — После отставки вы становитесь Государственным Деятелем и вам разрешают время от времени первого апреля давать интервью, излагая ваши воззрения по любому вопросу, достаточно тривиальному, чтобы им можно было украсить страницы воскресного приложения к какой-либо газетке.
— Брр! — содрогнулся Г ордун и выдул из кружки все, что в ней было.
— Слушай, Ретиф, — сказал он. — Я тут поразмыслил как следует и решил, что с моей стороны будет благородным жестом, если я займу в партии второе место, а лидерство уступлю какому-нибудь громилю помоложе… да вот хоть тебе, Багрец, — обратился он к разбойничьему старшине.
— Кому, мне? — испуганно выпалил старшина. — Нет, господин мой, я уж и прежде вам говорил, — и не был я кандидатом, и быть им не хочу.
— Так кто же тогда? — в волнении всплеснул руками Гордун. — Нам нужен громиль, который привлечет к себе широкие массы избирателей! Такой, чтобы он и ятаганом умел махать, — ему ведь придется подавлять внутрипартийную оппозицию, и дубинкой мог вразумить беспартийных, и чтобы кинжалом владел, потому как без этого ни в одном комитете не выживешь…
Он вдруг замолк: судя по всему, в голове его родилась какая-то новая мысль.
— Ну ладно, господа хорошие, — сказал, вставая, Ретиф, — оставляю вас размышлять над списком возможных кандидатур. Могу я передать Послу, что вы почтите своим присутствием торжественный прием по случаю завершения выборов?
— Мы прибудем, — подтвердил Гордун. — Сдается мне, я отыскал стопроцентного громиля, способного возглавить нашу партию и привлечь голоса избирателей…
В разноцветном свете лампочек, развешанных по ограде, окружавшей миниатюрное поле для гольфа, ныне призванное на дипломатическую службу и исполнявшее обязанности посольской лужайки, кучками стояли среди ловушек и лунок земляне-дипломаты с бокалами в руках, беседуя и нервно поглядывая на дверь, из которой с минуты на минуту должен был появиться Посол Гвоздуодер.
— Бог ты мой, Ретиф, — воскликнул, сверяясь с часами, Магнан, — вот-вот поступят первые сведения. Меня всего прямо трясет.
— Ну бояться, я полагаю, нечего, — заявил полковник Седел-Мозол. — В последние решающие часы ученики гуру Гордуна проявляли особенную активность, украшая плакатами избирательные участки.
— И украшая шишками головы избирателей, не пожелавших обратиться в новую веру, — добавил представитель Политотдела. — Меня другое интересует: что помешает Гордуну, после его инаугурации разукрасить подобным же образом и нас, иностранных дипломатов?
— Традиция помешает, мой мальчик, — успокоил его полковник. — Нас могут расстрелять как шпионов или выслать как нежелательных иностранцев, но отдать нас на растерзание мелкотравчатым политиканам — никогда!
По лужайке пронесся шепоток, ибо объявился Посол Гвоздуодер в визитке цвета бордо и красновато-коричневых галифе, предусмотренных регламентом ДКЗ для ношения во время вечерних официальных приемов.
— Ну что? По-прежнему ни слова? — Посол требовательно воззрился на окружившую его мелкую дипломатическую сошку, принимая один из четырех бокалов, одновременно протянутых ему предусмотрительными посольскими писарями. — По моим расчетам, партия громилей с самого начала шла впереди, постепенно занимая господствующее положение, о чем в особенности свидетельствуют вести из сельских районов.
— Господствующее, это точно, — прошептал из-под руки Магнан. — Один из этих бандитов имел нахальство приказать мне, чтобы я подержал банку с клеем, пока он будет лепить свой плакат на парадную дверь посольства.
— Наглость какая, — задохнулся от гнева представитель Политотдела. — Надеюсь, вы этого делать не стали?
— Да уж не стал, — надменно ответил Магнан. — Ему пришлось самому держать свою банку, а плакат приклеивал я.
Со стороны ворот донеслись радостные крики, показалась компания громилей, сияющих желтыми и розовыми шелками и размахивающих желтыми же сигарами длиной по футу каждая. За ними весело поспешала толпа оберонцев помельче.
— Победа подавляющим большинством голосов! — громко возвестил один из них, обращаясь ко всем дипломатам сразу. — Содвиньте пиршественные чаши!
— Это официальные данные, Депью? — осведомился Посол у одного из своих советников, который как раз в эту минуту рысцой выбежал на лужайку, размахивая стопкой бумаг.
— Боюсь, что так, — задыхаясь, ответил тот. — Просто поразительно, кандидат громилей набрал абсолютное большинство даже в участках, считавшихся прежде оплотами оппозиции. Такое впечатление, будто каждый зарегистрированный избиратель голосовал за список громилей.
— Это несомненный мандат, выданный нашему кандидату народом, — провозгласил один из громилей. — Гордун вот-вот явится сюда, чтобы помочь нам в распределении должностей. Что касается меня, то я не жадный: какой-нибудь незначительный пост в Кабинете Министров меня вполне устроит.
— Постыдился бы! — жизнерадостно ухнул атаман громилей, скорым шагом минуя ворота в окружении вооруженной ятаганами ухмыляющейся почетной стражи. — Ведите себя достойно, ребятки, не пихайтесь рылами у кормушки! Там каждому хватит!
— Примите мои поздравления, Ваше Неистовство! — вскричал Посол Гвоздуодер, с протянутой рукой устремляясь вперед. — Я уверен, что в эту минуту вы испытываете одновременно и гордость, и смирение, с удовлетворением взирая на…
— Смирение! — взревел Гордун. — Смирение пускай испытывает тот, кто продулся, землянин!
— Да, разумеется, — не стал спорить Гвоздуодер, — мне не хотелось бы, Ваше Неистовство, задерживать торжества по случаю вашей победы, но почему бы нам прямо сейчас не подписать вот этот небольшой договорчик о вечном мире и дружбе сроком на пять лет с возможностью пролонгации…
— Об этом тебе следует поговорить с новым Президентом планеты, землянин, — атаман отмахнулся от протянутого ему документа. — Есть дела поважнее — ребята вон уже надираются, а у меня все еще ни в одном глазу!
— Но источники, обыкновенно отличавшиеся надежностью, — и Гвоздуодер обернулся, чтобы испепелить взглядом Советника, — проинформировали меня, что все избиратели отдали свои голоса партии громилей!
— Истинная правда! А кстати, где он?
— Где — кто?
— Наш новый Глава исполнительной власти, кто же… — Гордун умолк на полуслове и с распростертыми объятиями кинулся мимо Посла к Ретифу, как раз подошедшему ближе.
— Убирайтесь отсюда, Ретиф! — рявкнул Гвоздуо-дер. — Я провожу деликатнейшие переговоры, а вы…
— Тебе же лучше будет, если ты примешь более уважительный тон, землянин, — сурово оборвал его Гордун. — Ты все-таки думай, с кем говоришь!