Я положил трубку.
— Подожди. Когда она об этом узнает… — заговорил Бобби, обтирая себе грудь полотенцем.
— Вот ты сам ей все и расскажешь, ковбой. А я пошел прошвырнуться.
И я окунулся в ночь, в неоновые огни, позволив толпе увлечь меня за собой, шел и ничего не видел, желая лишь одного — почувствовать себя малой клеточкой всего этого гигантского человеческого организма. Всего лишь еще одним чипом сознания, дрейфующим под геодезическими куполами. Я ни о чем не думал, просто переставлял ноги, но через какое-то время мысли сами полезли в голову. И вдруг все стало ясно. Просто ей нужны были деньги.
Еще я думал о Хром. О том, что мы убили, уничтожили ее так же верно, как если бы перерезали ей горло ножом. И ночь, которая вела меня сейчас своими гульбищами и площадями, уже объявила охоту и на нее. И ей некуда было деться. И еще я подумал о том, как много у нее врагов в одной только этой толпе, и что они теперь станут делать, когда ее деньги им уже не страшны. Мы забрали у нее все, что было. Она снова оказалась на улице. Я сомневался, что она проживет хотя бы до рассвета.
Потом я вспомнил про то кафе, в котором я повстречал Тигра.
Ее очки против солнца, и длинные черные тени, падавшие от них на лицо, и грязное пятно от румян — цвета плоти — в углу на одной из линз рассказали мне обо всем.
— Привет, Рикки, — сказал я, как ни в чем не бывало, а сам уже наверняка знал, что увижу, когда она снимет очки.
Синева. Синева Тэлли Ишэм. Ничем не замутненная синева — что-то вроде торговой марки, по которой их узнают везде. И по кругу на каждом зрачке крошечными заглавными буквами выведено — Иконы Цейсса. Буковки словно парят, они мерцают, как золотые блестки.
— Красиво, — сказал я. Румяна скрывали лишь несколько едва заметных царапин. И ни одного шрама, настолько все было хорошо исполнено. — Ты где-то подзаработала денег?
— Да, заработала, — она поежилась, когда это сказала. — Но больше так зарабатывать не хочу. Во всяком случае — не на этом.
— Я думаю, эта контора бизнесом больше заниматься не будет.
— О-о-о, — только и сказала она. При этом ее лицо ни сколько не изменилось. Новые голубые глаза оставались глубоки и неподвижны.
— Впрочем, это уже не имеет значения. Тебя дожидается Бобби. Мы только что отхватили приличный кусок.
— Нет. Я должна уехать. Я думаю, он этого не поймет, но мне, правда, нужно ехать.
Я кивнул головой и тупо смотрел, как моя рука протянулась, чтобы взять ее руку. Рука моя была словно чужая и жила от меня отдельно.
Наверно, так оно и было на самом деле, хотя она и оперлась на нее по привычке.
— У меня билет в один конец, в Голливуд. У Тигра там есть знакомые, у которых можно остановиться. Может быть, мне даже повезет попасть в Чиба-сити.
Насчет Бобби она оказалась права. Назад мы вернулись вместе. Бобби ее не понял. Но она уже сделала для него все, что могла сделать. Я пытался ей намекнуть, что сейчас она причиняет ему только боль. Уж мне-то хорошо было видно, как ему от нее больно. Он даже не захотел проводить ее в коридор, когда были упакованы сумки. Я поставил их на пол и поцеловал ее, при этом смазав помаду. И что-то такое поднялось у меня внутри, подобно программе-убийце, когда мы сжигали Хром. Дыхание мое оборвалось, и я неожиданно понял — что бы я ей сейчас ни сказал, все слова будут лишними.
Ей нужно было торопиться на самолет.
Бобби, как всегда, развалясь, сидел во вращающемся кресле перед своим монитором и смотрел на вереницу нулей. Глаза его были прикрыты зеркалками, и я был более, чем уверен, что к ночи он уже будет сидеть в Джентльмене-Неудачнике и интересоваться погодой. Он не мог жить спокойно без знака, любого, хоть какого-нибудь, который бы ему подсказал, на что же будет похожа теперешняя его жизнь. Но я-то наверняка мог сказать, что вряд ли она будет чем-нибудь отличаться от прежней. И комфортабельней она никогда не станет, но несмотря на это, он всегда будет ждать свою новую, уже какую по счету, карту.
Я даже представить себе не мог ее в Доме Голубых Огней, как она отрабатывает свою трехчасовую норму в приближении REM сна, а этим временем тело ее и цепочки рефлексов проявляют заботу о бизнесе. Клиентам не приходилось жаловаться на подделку, потому что оргазмы эти были самые настоящие. Для нее самой они промелькивали от чувств вдалеке, на самой границе сна, неуловимыми серебряными всполохами. Да, это было так популярно, что про незаконность как-то забыли. Посетители прямо-таки разрываются между жаждой кого-нибудь поиметь и желанием быть в одиночестве, и все это одновременно. И, наверное, такое всегда было в природе этой прихотливой игры, задолго до того, как в это дело стали впутывать нейроэлектронику, которая и позволила совместить две несовместимые вещи.
Я снял телефонную трубку и набрал номер ее авиалинии. Потом назвал ее настоящее имя и номер рейса.
— Она хочет поменять направление, — сказал я. — На Чиба-сити. Да-да. Япония. — Я вставил в паз кредитную карточку и набрал свой идентификационный код. — Первым классом. — Я вслушивался в далекий шум, пока они проверяли записи о моих кредитах. — И, пожалуйста, сделайте ей билет с возвратом.
Я все же думаю, что она вернула деньги за этот билет в оба конца, он просто ей оказался не нужен. Обратно она уже не вернулась. И иногда, поздно ночью, останавливаясь у витрин с плакатами звезд симстима и вглядываясь в эти прекрасные, как две капли воды, похожие друг на друга, глаза, которые смотрят на меня с таких же одинаковых лиц, я вижу — эти глаза ее. Но ни одно из лиц, ни одно — никогда не принадлежит ей. И вдруг мне начинает казаться, что где-то далеко-далеко, за гранью расползшейся во все стороны ночи, в стороне от всех городов, она машет мне на прощанье рукой.
Дмитрий Лозинский
ГЕРОСТРАТИКИ
В рассказе У. Гибсона компьютерная программа-убийца, способная разрушить даже суперсистему, пришла из России.
Тут автор не погрешил против истины: говорят, по количеству вирусов мы давно впереди планеты всей».
Это, впрочем, свидетельствует о том, что мы, наконец-то, доросли до компьютера.
Д. Лозинского, главного «вирусолога» страны, нет необходимости представлять любому, кто имеет депо с «думающими машинами».
На первом месте по производству вирусов долгое время, как это ни парадоксально, была Болгария, такая же социалистическая страна, как и мы. Только персональные компьютеры там появились несколько раньше. Зачем при социализме работать? Вот и стали плодить вирусы, не отходя от рабочего места. А примерно три года назад по валовому производству вирусов стала лидировать Россия. Впрочем, сейчас, похоже, и на Западе начинают наверстывать утраченные в этой области позиции. В моей коллекции есть парочка свеженьких шведских вирусов; само собой, много китайских — там и население громадное, и социализма, наверное, побольше.
Часть вины за вирусный взрыв лежит, несомненно, на журналистах, распустивших слух, что создателями вирусов могут быть только гении. А кому не хочется примерить на себя тогу «сверхчеловека»? Колоссальный вред принесла и выпущенная стотысячным тиражом книга Хижняка «Пишем антивирусы и вирусы», туг же ставшая пособием для начинающих компьютерных хулиганов.
На самом деле, создатели вирусов — далеко не «гении зла». Пишут их либо неудачники, либо серенькие личности. Чаще они просто чуть подправляют чужие создания. Технику программирования человек освоил, но таланта, фантазии, чтобы придумать что-либо полезное, не хватает. Вот он и пакостит…
Новые идеи в «вирусотворчестве» крайне редки. В основном, это модификации уже существующих. Прежде всего надо понимать, что вирус — тоже программа, только вредная. «Инфекция» внедряется в рабочую программу таким образом, чтобы при запуске последней любая программа в первую очередь выполняла команды вируса. Получив доступ к управлению, вирус первым делом «размножается» — переписывает себя в другую рабочую программу. После этого он может требовать: «Поменять местами буквы в словах!» Или: «Сверить часы и число, если наступил «час Х» — стереть всю информацию!»