Реально снабжать нашу армию можно было только по воздуху, но на «воздушный мост» сил не было. В Афганистане не хватало элементарных вещей: воды, медикаментов, нормальных продуктов питания — одна свиная тушенка, которая вызывает жажду. Максимум, который мы могли содержать, — 130 тысяч солдат. Великая страна не могла обеспечить собственную экспедиционную армию. Победы в подобных условиях быть не могло. И стояла альтернатива: либо уходить отсюда, что Михаил Горбачев в нашей реальной истории и сделал, либо двигаться дальше. Стоять на месте — гибельно.
Уходить? Но для тогдашней идеологии и политики это полная потеря лица. Полная потеря влияния в регионе. И самое главное: потеря Молоха, который требовался ВПК для того, чтобы сжигать бесконечно производимые танки, самолеты, вертолеты…
Мало кто знает, что, несмотря на гневные предостережения Америки, высшее политическое руководство — как бы в плане предположения — рассматривало идею о возможности разгрома баз моджахедов на территории Пакистана. Действительно, это в корне изменило бы ситуацию. Проигранная, по сути, война обернулась бы победой. ВПК и занятые в нем людские ресурсы и мощности оправдали бы свое существование. Экономика, пусть и подстегнутая столь шоковым методом, набрала бы обороты. Вопрос стоял лишь в том, что делать дальше, когда полстраны прямо или косвенно работало бы на нужды военного производства.
В СССР к тому времени было примерно 70–80 тысяч танков. Техническая отсталость компенсировалась количеством. Но такая масса оружия должна действовать и погибать, чтобы не останавливалось производство. И к тому же количественный перевес, если он значителен, способен привести к успехам.
Для сохранения империи была жизненно необходима экспансия, требовалось расширить ареал боевых действий. Учитывая колоссальные арсеналы, уж в этом-то регионе мы вполне могли рассчитывать на победу. Могла быть поставлена вполне реальная задача: туда, куда советский солдат может дойти, «не замочив сапог», он должен дойти. Исходя из этой формулы, СССР мог захватить часть Африки и почти всю Азию, включив по знакомой схеме многие государства в состав СССР. Китай, естественный соперник Советского Союза в этом регионе, к тому времени вошел в стадию неагрессивную: в 1976 году умер «великий кормчий» Мао Цзедун, через год разоблачили «банду четырех», и китайцы занялись внутренними делами, возвратившись на некоторое время к традиционно-замкнутому пути развития. В результате проблема «второго фронта», существовавшая для советского руководства с конца 1960-х, была снята самими китайцами, вставшими на путь реформ. И к середине 80-х Китай можно было «обогнуть».
Какие-то государства приходилось бы захватывать, какие-то — превращать в сателлитов. Ориентированные на СССР государства Индокитая — Вьетнам, Лаос и Камбоджа — лишь приветствовали бы падение «гнилых режимов». Из Ирана или Ирака, которые находились тогда в состоянии войны, пришлось бы выбрать одного союзника. Скорее всего, на тот момент им стал бы Ирак. С помощью последнего наша советская армия нанесла бы поражение Ирану и оккупировала его, как это уже было в 1942 году. Это, в свою очередь, решило бы проблему обеспечения нашей группы войск в Афганистане, потому что открылись бы дешевые пути доставки.
Итак, пока советская армия теряет людей и технику в Афганистане, гоняясь за партизанами, она все больше «вязнет в болоте». Но когда она движется в Пакистан, появляется цель. Это базы, это крупные города. Вторжение в Пакистан окончательно решает афганскую проблему. Индии ничего не остается (в том числе и в силу крайне напряженных отношений с Пакистаном и Америкой), как стать нашим военным союзником. Снимаются проблемы с поставками продуктов питания и горючего для наших армий. Ликвидация Пакистана, объединение с дружественной индийской армией решает все. И на широком фронте Союз выходит к Индийскому океану.
Пусть там в море плавают англосаксы… Захваченная территория столь велика, что советское руководство поглощено этим пространством и освоением огромных дополнительных ресурсов. А попутно отечественная номенклатура учит народы «жить по справедливости». Ведь советская армия пришла в эти страны не как банда захватчиков, а как освободительница — словно в годы второй мировой войны в Восточную Европу, неся на своих штыках свет Великого Учения. Традиционная опора на местную элиту вкупе с привычным столкновением между собой различных кланов обеспечили бы пришельцам поддержку части населения. К тому же у новых друзей Союз, как и все свои последние «предперестроечные» годы, не просил бы многого — лишь часть сырьевых запасов и следование несложным идеологическим клише.
Подобная военная кампания стала бы реальной альтернативой «перестройке». Эта «афро-евразийская» задача могла занять нас до 2005 года.
Я точки зрения сегодняшнего дня, это совершенно фантастическое предположение. Но с учетом политической ситуации в мире середины 80-х оно выглядит вполне реальным. Если соблюдать одно условие: СССР не должен двигаться в сторону Западной Европы и Америки. Все остальное не вело к ядерной войне. Американцы не пошли бы на коллективное самоубийство без угрозы своим сущностным, жизненным интересам. Отступая, они проявляли бы благоразумие. Да, собственно, что тут «сдавать»? Наполовину «красные» Африку и Азию? Единственное, что для них по-настоящему болезненно, — это Ближний Восток, Персидский залив и ЮАР.
США в такой ситуации вынуждены были бы воевать обычными средствами, как в Корее и Вьетнаме, но, вероятнее всего, воздержались бы от применения ядерного оружия. Первый советский удар пришелся бы на Пакистан. Индия не входит в американскую сферу влияния, а дальше идет уже «красный» Индокитай. На Индонезию мы не претендуем.
Остается Ближний Восток. Но к тому времени американцы уже потеряли Иран — произошла революция 1978 года. Ушли из сферы влияния Ирак и Сирия. Остается Израиль.
Единственный вопрос, на который сложно ответить: что произошло бы, выйди наши армии к Кувейту, Саудовской Аравии, Арабским Эмиратам. Эта потеря была бы для Америки важнее потери всей Азии и Африки. США могли сосредоточить там свои армии таким же образом, как они проделали это позднее во время операции в Персидском заливе, за считанные месяцы перебросив через океан полмиллиона человек. Здесь СССР потерпел бы первое и единственное локальное поражение. Но, скорее всего, претендовать на эти страны Советский Союз не стал бы.
На всех остальных фронтах — в Юго-Восточной Азии и в Африке СССР оказался бы победителем. Вероятно, во время всей кампании шли бы длительные переговоры с Америкой и Западной Европой с обменом взаимными угрозами и обвинениями (естественно, НАТО в широких масштабах поставляло бы оппозиционерам технику и поддерживало их деньгами), и прекратились бы они на определенных условиях: Ближний Восток остается за Западом, а остальной Евразийский континент плюс большая часть Африки отходят нам, СССР, за исключением, естественно, Китая и Западной Европы. Возникает новая граница биполярного мира, который сложился еще в 30-е годы.
Подобная империя неминуемо рухнула бы под собственной тяжестью, подтачиваемая освободительными движениями, но эти проблемы легли бы на плечи уже следующего поколения советских людей.
Конечно, жить в такой «Афразии» было бы несладко. Полная милитаризация экономики, жестко нормированное распределение всех видов товаров, включая продукты питания, необходимость подавлять очаги недовольства на бескрайних просторах империи. И, естественно, никаких демократических свобод. Но победные маршевые песни лет на 15–20 заглушили бы голоса диссидентов.
В какой-то степени «Бросок на юг» Владимира Жириновского, да и сам феномен этого политика, включая его популярность, является отголоском нереализованной 10 лет назад альтернативы. Но как бы там ни было, тот исторический перекресток нами пройден. И все же не будем забывать: безальтернативной истории не бывает. И перекрестки на ее пути встречаются довольно часто…