Служители культа обычно говорят, что они счастливы. Однако можно говорить одно и думать иное. В этих людях не чувствуется живой радости, глубинного спокойствия. Счастье по плану безжизненно и формально. Неискушенного наблюдателя может обмануть театральность, подчеркнутая демонстративность их радости, но опытный глаз видит «наклеенность» улыбок, нарочитость праздника. Им нужно регулярно собираться вместе и «накачивать» себя экзальтацией, иначе обнажится бедность внутренней жизни. Достаточно увидеть в журналах культов красочную сусальность изображения совершенной жизни, чтобы стало ясно, что речь идет о плакате, а не о реальности. Люди, которым под гипнозом внушили, что им хорошо, вынуждены думать и чувствовать, что так и есть. Иначе все здание их жизни с культовым основанием зашатается.
Не всегда легко провести грань между деструктивной и недеструктивной организацией. Грубая деструкция, опасная, как нож, очевидна своими разрушительными последствиями, порой криминальными, и общественность должна быть информирована об этом. Мягкая деструкция, действие которой подобно наждачной бумаге, выражается лишь в несуразности концепций или механистически-формальном подходе [1]к человеку и, понятно, не может подвергаться полицейским мерам воздействия. Отмечу, что некоторые, глубоко религиозные люди считают все несовпадающее с их личным мирочувствием — от дьявола (т. е. деструктивным), но разумней пользоваться светским критерием, основанным на соблюдении прав человека.
Всем стилем своей духовной жизни противостоит человеку культа человек вопроса. Он преодолевает сложности бытия, ожидая рождения своей индивидуальности, не поддается искушению использовать готовые ответы. Он ждет, что мир сам что-то о себе скажет. И мир ему говорит. Человек вопроса — это духовный странник, на пути которого неизбежны перекрестки выбора.
Выбор есть отсекание всех вариантов во имя одного. Это всегда и потеря, и страх пойти по одному пути, не изведав другие. Терять трудно, а поскольку у любого варианта есть свои защитники, то трудно вдвойне. Как во всем этом разобраться? Человек вопроса застревает на перепутье, пытаясь слушать всех одинаково добросовестно и, в конце концов, приходит к выводу: прийти к единому видению мира людям не удается. Что же получается, абсолютной истины нет? Тогда мир превращается в плоскую человеческую игру с относительностями, за которой нет цельности. Человеку вопроса остаются две возможности. Первая — стать аутсайдером, наблюдателем происходящего вокруг и самому не строить Вавилонской башни, ибо известно, что не достичь ей небес. Либо принимать парадокс существования современного человека: со всей серьезностью искать абсолютную истину, зная, что ее не найдешь. Подобно астроному, строящему телескоп в надежде увидеть заветную звезду, зная, что на это может уйти вся жизнь, а звезда так и не отыщется. Но все равно он продолжает строительство, так как астроном не может существовать без поиска звезд. В этом сизифовом труде есть резон, потому что единственная гарантия найти свой смысл состоит в том, чтобы «брать выше» и искать смысл абсолютный.
Человек вопроса не берет ничего на веру и не отвергает ничего просто так. Он способен выносить незнание и про все спрашивать: что это? Он одинаково внимательно слушает всех, не останавливая вопрошание на полпути, а доводя его до конца. Проходя стадии бедолаги, ученика и первопроходца, он становится автором. Ему свойственно умение опираться на меняющееся тонкое кружево гипотез, вместо того чтобы сидеть за крепкими стенами жесткого мировоззрения. Вообще, желание иметь мировоззрение разрушительно для него, потому что истоки его энергетики лежат в живом контакте с реальностью. На всем пути он предстоит неведомому пока ему самому замыслу, контакт с которым хранит его интуиция и который он не может не творить. Он всегда в пути, а если нашел пристанище, то ничего катастрофического не случилось, просто больше нет человека вопроса. Рождается иное качество — мудрость. Человек вопроса есть процесс утверждения связи с миром, а мудрец — человек, в котором эта связь утвердилась.
Человек вопроса свидетельствует, что можно жить, не зная ответов. Чем же он живет? Каждый раз находимой заново связью с миром, людьми и Высшим началом, и той радостью, которой сопровождается эта встреча. Человек вопроса на шаг впереди куль-туры. Люди культа — на шаг сзади.
«…мы выбираем следующий мир в согласии с тем, чему мы научились в этом. Если мы не научились ничему, следующий мир окажется таким же, как этот, и нам придется снова преодолевать те же преграды с теми же свинцовыми гирями на лапах».
Герберт Уэллс
СТАДО ОСЛОВ
Предлагаемый вниманию читателей рассказ Г. Уэллса в советское время не публиковался. Почему цензура не допускала его к печати, остается загадкой. Может быть, потому, что усматривала в нем некие аллюзии из нашей политической действительности? Но иронические наблюдения мастера, естественно, шире любых сиюминутных реалий, в том числе и продиктованных его временем. По мнению исследователей творчества Уэллса, данное произведение относится к лучшим сатирическим страницам обширного литературного наследия автора. По просьбе редакции рассказ перевел известный литературовед, автор вышедшего в издательстве «Книга» труда «Герберт Уэллс» Ю. Кагарлицкий.
Жил-был на свете писатель, вкушавший славу и довольство на своей вилле на южном побережье Англии. Он писал рассказы, которые всем нравились, старался никого не обидеть и всем угодить, и уважение к нему росло день ото дня. И в брак он вступил отнюдь не случайно, женой его стала девушка, писавшая от случая к случаю очень грамотные стихи, причем он ухаживал за ней должный срок и с должной галантностью. У него была маленькая дочка, чьи смешные словечки он всем повторял, и это только прибавляло ему популярности, так что самые заметные люди. приглашали его отобедать с ними. Он был депутатом парламента, ждал, что за свои литературные заслуги вот-вот получит рыцарское звание и начнет именоваться «сэром», а там, глядишь, и Нобелевская премия, приобщающая к бессмертию. И все же, несмотря на такое преуспеяние, он, как подобает истинному англичанину, оставался человеком скромным. Он не забывал, что писателю надлежит быть мужественным и простым. Курил трубку, а не дорогие сигары, которые были ему вполне по карману. С людьми, которые меньше преуспели и не заняли подобного положения в обществе, держался запросто. Любил поговорить, например, со своим садовником. Ездил всегда третьим классом, что давало возможность узнавать людей, которые потом возникали на страницах его романов. Во время далеких прогулок, останавливаясь в гостиницах, он тоже встречал самых разных людей. Много работая, он заботился и о своем физическом состоянии, тем более, что ему грозила полнота. Особенно явной она была в одном очень заметном месте, так что «экватор» у писателя превышал все допустимые размеры. Но это было единственное, что его беспокоило. Он мечтал вернуть стройность, играл в теннис и в любую погоду, даже в дождь, предпринимал прогулку на час, а то и больше.
1
Например, некоторые христиане полагают, что даже маленькие отклонения во внешней форме обрядов и таинств могут кардинально препятствовать спасению души. Это формализм, но, как точка зрения, он имеет право на существование.