Я подождал конца выступления Индихар; наконец из гримерной показалась Ясмин. Она подарила мне широкую улыбку, сразу заставив почувствовать себя особенным, не похожим на других. Раздались не очень энергичные аплодисменты: старались три-четыре человека у стойки. Моя девочка сегодня снова сумела заработать популярность, а стало быть, и деньги. Индихар закуталась в прозрачную накидку и отправилась добывать «чаевые». Я подбросил ей киам и получил легкий поцелуй в благодарность. Индихар — хорошая девчонка. Она всегда играет по правилам и никому не делает пакостей. Бланка — паскуда, а вот с Индихар можно просто дружить.
У самого края стойки я увидел Френчи. Он поманил меня к себе. Хозяин был массивным мужчиной — в его шкуру свободно влезла бы парочка отборных марсельских громил, — с потрясающей пышной черной бородой, по сравнению с которой моя выглядела как подростковый пушок. Френчи обжег меня взглядом, блеснув своими страстными черными глазами.
— Ну, что еще случилось, шеф?
— Нынешней ночью все тихо, — ответил я.
— Твоя девочка сегодня неплохо справляется…
— Приятно слышать, потому что недавно я потерял последний грошик; наверное, выпал из дырки в кармане.
Френчи нахмурился, окинул взглядом мою галабийю.
— Что-то не вижу карманов.
— Несчастье произошло пару дней назад. С тех пор нас питает только любовь.
— Ясмин прицепила какой-то невероятный модик, и ее танец был прямо-таки потрясающим зрелищем. Посетители забыли обо всем: о недопитых стаканах, о лапках девочек, лезущих в ширинки брюк, — и разинув рты уставились на Ясмин.
Френчи рассмеялся: он знал, что я никогда не оставался совсем без гроша, хотя постоянно твердил об этом.
— Да, бизнес идет паршиво, — пожаловался он в свою очередь, сплевывая в маленький пластиковый стаканчик. Он всегда так говорил. Никто не хвастается приличными заработками на нашей Улице: плохая примета.
— Слушай-ка, — сказал я, — мне нужно поговорить о важном деле с Ясмин, как только она кончит кривляться.
Френчи покачал головой:
— Твоя девочка обрабатывает вон того слюнявчика в феске. Подожди, пока она выдоит его досуха, а потом можешь беседовать сколько душе угодно. Если потерпишь до ухода клиента, я заменю ее кем-нибудь в очередном танце.
— Хвала Аллаху, — сказал я. — Что-нибудь выпьешь со мной? Он улыбнулся:
— Возьми две порции, шеф. И сделай вид, что одна — для меня, другая — для тебя. Выпей их сам. Я уже давно не переношу это пойло. — Он похлопал себя по объемистому брюху, скорчил гримасу, потом встал и прошелся вдоль стойки, приветствуя завсегдатаев, нашептывая что-то на ушко девочкам. Я заказал две порции спиртного круглолицей, болтливой помощнице Френчи, Далии. Я знал ее уже много лет. Далия, Френчи и Чирига по праву считались кем-то вроде пионеров-первопроходцев: они обосновались здесь в Незапамятные времена, когда по Улице просто Гоняли овец из одного конца Будайина в другой, наш квартал еще не отгородили от остального города стеной и не облагодетельствовали собственным кладбищем.
Когда Ясмин кончила очаровывать посетителей, раздались аплодисменты.
Коробка для чаевых моментально наполнилась; покончив с этим, она поспешила к своей ослабевшей от страсти жертве, пока его не перехватила другая шлюха.
Пролетая мимо, Ясмин любовно ущипнула меня за зад.
Целых полчаса я вынужден был покорно смотреть, как она льстиво смеется, болтает и обжимает косоглазого ублюдка, сына желтомордой собаки… Наконец его бумажник постигла скоропостижная смерть от истощения; охотница и жертва казались одинаково грустными, обнаружив это. Романтическая любовь испарилась так же быстро, как и вспыхнула. Они очень трогательно попрощались, поклялись никогда не забывать сегодняшний вечер, который вечно будет сиять путеводной звездой в их памяти… Каждый раз, когда одна из этих вонючих жаб жмется к Ясмин, — да и к другим девочкам тоже, — перед глазами встают картинки из моего детства: десятки безликих мужчин, тянущих лапы к матери… Господи, с тех пор прошло черт знает сколько лет, но память почему-то безошибочно подсовывает это, и именно тогда, когда ее не просят! Я наблюдал за тем, что проделывала Ясмин, твердил себе, что это просто работа; но все равно возникало дурацкое чувство гадливости и обиды, словно меня предали. В такие моменты хочется схватить стул и начать крушить все вокруг.
Она пристроилась рядом со мной, вся взмыленная, словно пробежала не меньше километра, и выдохнула:
— Я боялась, что проклятый сын шлюхи никогда не уйдет!
— Все дело в твоем неотразимом обаянии, — сказал я кислым тоном, — в разных возбуждающих воображение словах. И еще в паршивом пиве Френчи.
— Ага, — неуверенно подтвердила Ясмин, озадаченная моим раздраженным тоном. — Это точно.
— Мне с тобой надо поговорить.
Ясмин порывисто вздохнула и с тревогой посмотрела на меня. Потом быстро вытерла лицо чистым платком. Наверное, мои слова прозвучали слишком мрачно. Я рассказал обо всем, что случилось за прошедший вечер: о второй встрече с Папой, о решениях, к которым мы в итоге пришли (точнее, он пришел); о том, как мне не удалось произвести должное впечатление на Оккинга. Когда я закончил рассказ, вокруг царило ошеломленное молчание.
— И ты это сделаешь? — наконец спросил Френчи. Я не заметил, когда он успел вернуться и подслушать наш разговор. Что ж, заведение принадлежало ему, а кто знает все укромные местечки в доме лучше хозяина?
— Ты все-таки вставишь себе розетку? — ахнула Ясмин. Похоже, она возбудилась при мысли об этом. Сексуально возбудилась.
— Ты что, рехнулся, Марид? — сказала Далия. Она была одной из немногих настоящих консерваторов, обитающих в нашем квартале. — Подумай только, во что эта штука превращает людей!
— А во что она превращает людей?! — вскричала, разъярившись, Ясмин, постукивая по своему модику.
— Ой, извини-извини… — Далия торопливо отошла к самому дальнему концу стойки и стала энергично тереть ее тряпкой, делая вид, что ликвидирует несуществующую лужицу пролитого пива.
— Представь себе, какие штуки мы сможем проделывать, — мечтательно произнесла Ясмин.
— Значит, Для тебя я недостаточно хорош сам по себе… — Я был слегка задет. Ясмин опешила:
— Что ты, Марид, ты не так понял… Я просто хотела сказать…
— Ну ладно, это твои проблемы, — заключил Френчи. — Не мое дело. Пойду подсчитаю, сколько заработал за сегодняшнюю ночь. — Он исчез за ветхим занавесом золотистого цвета, скрывавшим за собой гримерную и его «кабинет».
— Ясмин, ведь это — на всю жизнь! — сказал я. — Обратной дороги нет. Каким меня сделают, таким я и останусь.
— Ты хоть раз слышал, чтобы я пожалела, что вставила розетку? — спросила Ясмин.
— Нет, — вынужден был признать я. В первую очередь, меня угнетало сознание необратимости того, что произойдет.