— Я не говорил, что он не прав, — возразив Тони. — Просто я шагнул на ступень выше. На этой ступени противоположности способны обретать единство. Вот что я пытаюсь открыть.
— А не мог бы ты открыть это завтра? — Сьюзр все еще дрожала и массировала руки. — Я та! замерзла и устала, да еще эта чертовка Мэр Морли устроила мне мерзкую сцену…
— Я — пророк, — сказал Тони. — Как Христос или Моисей, или Спектовский. Человечество ни когда меня не забудет. — Он снова закрыл глаза. Огонек свечи замерцал и едва не погас. Тони этого не заметил.
— Если ты пророк, яви чудо. — Сьюзи читала в Книге Спектовского о том, что пророки обладают чудодейственной силой. — Докажи.
Тони открыл один глаз.
— Ты из тех, кто не может уверовать без знамения?
— Я хочу не знамения, а чуда.
— Чудо — это и есть знамение. Ладно, сделаю что-нибудь. — С выражением горькой обиды на лице он обвел взглядом комнату.
«Я его разбудила, — подумала Сьюзи. — А он этого не любит».
— У тебя лицо чернеет, — заметила она.
Он пощупал лоб.
— Не чернеет, а краснеет. Это из-за свечи так кажется. У нее слишком узкий спектр. — Он поднялся и заковылял по комнате на затекших ногах, потирая основание шеи.
— Долго ты так сидел? — спросила Сьюзи.
— Не знаю.
— Верно, ты же утрачиваешь всякое представление о времени. — Тони как-то упомянул об этой своей способности, приведя Сьюзи в благоговейный трепет. — Преврати что-нибудь в камень. — Она увидела на столе буханку хлеба, баночку с ореховым маслом и нож. Взяв хлеб, подошла к Тони: — Сумеешь?
— Христово чудо наоборот? — хмуро спросил Тони.
— Сумеешь?
Он принял хлеб, поднял на ладонях и долго смотрел на него, шевеля губами. Внезапно его лицо исказилось, словно от огромных усилий, и потемнело еще больше. Глаза потухли, превратясь в угольно-черные точки.
Хлеб оторвался от ладоней, поплыл вверх и завис на порядочной высоте. Потом съежился, расплылся… и вдруг камнем полетел на пол. Камнем? Сьюзи упала на колени и впилась в него взглядом, подозревая, что пламя свечи навеяло на нее гипнотический сон. На полу лежал самый настоящий булыжник — большой, округлый, гладкий.
— Боже мой! — пробормотала она. — А он… Не опасен? Можно, я его возьму?
Тони, чьи глаза снова наполнились жизнью, опустился рядом на колени.
— Во мне была божественная сила, — объявил он. — Не я сотворил это чудо, а Божество при моем посредничестве.
Сьюзи подняла камень. Он оказался довольно увесистым, теплым и как будто живым.
«Оживший камень… — мысленно произнесла она. — Похоже, он не настоящий».
Она выпустила булыжник из рук; звук удара вышел достаточно натуральным.
«Все-таки это камень», — решила она.
— Можно, я возьму его с собой? — повторила она, глядя на Тони с благоговением и надеждой, готовая выполнить любое его требование.
— Можно, Сюзанна, — тихо ответил он. — А сейчас вставай и иди к себе. Я устал. — Он в самом деле выглядел усталым: сгорбился, язык заплетается. — Увидимся за завтраком. Спокойной ночи. Он подошел к двери и распахнул ее настежь.
— Прощальный поцелуй. — Сьюзи приблизилась к нему, встала на цыпочки и чмокнула в губы.
— Спасибо, — смущенно произнесла она. — Спокойной ночи, Тони, и спасибо за чудо. —
Дверь начала затворяться, но женщина проворно вставила между ней и косяком носок туфли. — Ты не против, если я расскажу остальным? Ведь это чудо, наверное, у тебя первое? Разве плохо, если о нем узнают все? Нет, если не хочешь, я, конечно…
— Оставь меня в покое! Я хочу спать!
Он хлопнул дверью. Замок щелкнул, и Сьюзи охватил животный страх. Больше всего на свете она боялась щелчков чужих дверных замков перед носом. Сьюзи тотчас подняла руку, чтобы постучать, и увидела в ней камень. Тогда она постучала камнем. Негромко. Просто чтобы Тони понял: ей отчаянно хочется назад. Но если он не желает ее пускать, не надо. Она не собирается выламывать дверь.
Тони не ответил. Дверь не отворилась. Сьюзи обступала пустота.
— Тони! — Женщина прижалась ухом к двери. Тишина. — Ну и не надо. — С камнем в руке она спустилась с крыльца и, пошатываясь, побрела к своей квартире.
Внезапно камень исчез. В ее руке не было ничего.
— Черт! — растерянно воскликнула Сьюзи. — Куда он подевался? Растаял в воздухе? А, вот оно что, — сообразила она. — Это была иллюзия. Тони загипнотизировал меня, заставил поверить в чудо. А я-то, дуреха…
Мириады звезд на небе закружились в хороводах. Хороводы превратились в сияющие колеса. Холодный и ослепительный свет хлынул на землю, а на плечи Сьюзи навалилась огромная тяжесть.
— Тони… — пролепетала Сьюзи, падая в пустоту.
Она ни о чем не думала, ничего не чувствовала.
Видела только пустоту. Падала в нее, пролетая милю за милей.
Она умерла в одиночестве, на ступеньке крыльца, сжимая в кулаке то, чего не существовало.
Глава 8
Глену Белснору снился сон. Он видел себя — мудрого, умелого, предприимчивого. Надежду поселка.
«Я действительно такой, — с гордостью подумал он. — Взял на себя заботу обо всех. Помогаю и защищаю. Со мной им не страшны никакие опасности».
Он припаял провода, установил выключатель, щелкнул им, проверяя, как действует аппарат для защиты и помощи. Хитроумное устройство загудело, во все стороны, в радиусе нескольких миль, распространилось генерируемое им поле. «Теперь к нам никто не проникнет, — удовлетворенно подумал Белснор. — Поселок в безопасности, и это моя заслуга».
По поселку бродили люди в длиннополых красных тогах. Полдень затянулся на тысячу лет. Белснор увидел, что колонисты как-то вдруг разом постарели. Трясущиеся, дряхлые и грязные, они едва переставляли ноги. Они разрушались. Машина не могла спасти их от смерти.
— Белснор!
Он открыл глаза и понял, что все это ему приснилось.
Серый рассветный луч пронизывал сумрак комнаты. Белснор взглянул на самодельные наручные часы.
Семь утра. Он сел, откинул одеяло и поежился от утренней прохлады.
— Кто? — обратился он к людям, заполнившим комнату. Затем поморщился и закрыл глаза, волевым усилием освобождаясь от липких остатков сна.
Тагг, пришедший в пижаме веселой расцветки, громко ответил:
— Сьюзи Смат.
Надев купальный халат, Белснор заковылял к двери.
— Ты догадываешься, что это значит? — спросил его Фрейзер.
— Она была такая жизнерадостная. — Роберта Рокингэм промокнула глаза уголком носового платка. — Рядом с ней жизнь казалась светлее. Ну кто, кто мог с ней так поступить?! — На морщинистых щеках Роберты влажно поблескивали извилистые дорожки.
Белснор вышел за дверь и побрел к дому Сьюзи. Остальные молча двинулись следом.
Убитая лежала на крыльце в нескольких шагах от двери. Белснор опустился на корточки, коснулся пальцами ее шеи.
Кожа была холодна.
— Вы ее осматривали? — обратился он к Баблу.
— Она точно мертва?
— Взгляни на свою руку, — проворчал Фрейзер.
Белснор поднял руку — пальцы стали красными. Он опустил глаза и на затылке молодой женщины, у основания черепа, увидел запекшуюся кровь. Ей размозжили голову.
— Вы еще не изменили своего мнения насчет причины смерти Толчифа? — спросил он врача.
Бабл не ответил.
Белснор огляделся. Возле крыльца лежала буханка хлеба.
— Наверное, это Сьюзи принесла, — предположил он.
— Хлеб она взяла у меня, — признался Тони. Лицо его было белым, как полотно; голос едва слышен. — Она была у меня вчера вечером, но я выпроводил ее и сразу л. ег спать. Я не убивал ее. Даже не знал о ее смерти, пока не услышал криков доктора Бабла и других.
— Мы тебя не обвиняем, — сказал Белснор.
«Да, — подумал он, — девчонка привыкла шастать по ночам из койки в койку. Мы смеялись над ней, ведь она была малость чокнутая. Но вреда от нее не было. Она была сама невинность, хоть и занималась черт знает чем».