Навстречу группе вышли работники базового лагеря Парка. Они приветствовали Рэднала, помогли спешиться туристам, затем отвели ослов в хлев.
— Берите с собой в дом только самое необходимое, то, что вам понадобится сегодня вечером, — сказал один из них, Фер вез Кантал. — Остальное пусть остается в седельных сумках до завтра. К чему лишний раз распаковываться и упаковываться?
Некоторые туристы, бывалые путешественники, прислушались к доброму совету. Эвилия и Лофоса изумленно заахали.
Мобли, сын Сопсирка, попытался утешить одну из них. Когда группа направилась от хлева к дому, Мобли подошел к Эвилии и обнял ее за талию. В тот же миг он, очевидно, споткнулся — Рэднал резко обернулся на крик бедняги.
Мобли лежал на грязном полу хлева. Эвилия пошатнулась, отчаянно замахала руками и рухнула прямо на него. Мобли снова вскрикнул — и тут же судорожно стал хватать ртом воздух, когда, вставая, девушка локтем угодила ему в солнечное сплетение.
Эвилия всплеснула руками, участливо глядя на молодого человека.
— Извините, пожалуйста! — воскликнула она. — Вы меня напугали!
Мобли не мог даже сразу сесть, не говоря уже о том, чтобы встать. Наконец он выдавил:
— Не стоит, я сам виноват.
— Не следует забывать, — произнес Рэднал, — что мы все из разных стран и имеем разные привычки. Осмотрительность и неторопливость помогут нам избежать возможных неловких ситуаций.
— Как, свободный, разве прошлой ночью вы попали в неловкую ситуацию? — невинно спросила Лофоса.
Рэднал закашлялся, а девушки, не обратив внимания на совет Фера вез Кантала, с веселым смехом принялись разгружать седельные сумки. Может, конечно, мозгов у них и мало, однако их тела…
Базовый лагерь не отличался роскошью, но мог похвастаться противомоскитными сетками на окнах, электрическим освещением и даже вентиляторами, которые гоняли раскаленный воздух пустыни, пусть и не охлаждая его. А еще в доме был холодильник.
— Сегодня у нас настоящий ужин, — объявил Рэднал. — Никаких концентратов.
Туристы возликовали.
Фер вез Кантал и второй работник базового лагеря, Жозел вез Глезир, заправили плиту углем, полили топливо легковоспламеняемым маслом и подожгли. Затем насадили на вертел разделанную тушку ягненка и повесили ее над жаровней. Время от времени кто-нибудь из них поливал мясо острым чесночным соусом. Соус и жир попадали на угли и с громким шипением рождали волны ароматнейшего запаха. Рэднал сглотнул слюну.
В холодильнике были припасены финиковое и виноградное вино и эль. Туристы немедленно принялись утолять жажду. Дохнор из Келлефа удивил Рэднала, попросив холодной воды.
— Я дал обет Богине, — пояснил он.
— Как угодно, — ответил биолог, но его развеявшиеся было подозрения вспыхнули с новой силой. Богине, как идолу, поклонялась верхушка военной аристократии Моргафа. Не исключено, конечно, что в числе ее последователей оказался и странствующий художник, но Рэднал считал это маловероятным.
Впрочем, времени размышлять над проблемой, которую поставил Дохнор, не было — Жозел вез Глезир позвал его исполнить почетную обязанность: разложить мясо по бумажным тарелкам.
Чета Мартос поглощала пищу, как изголодавшиеся пещерные коты. Рэднал почувствовал себя виноватым — может быть, супругам действительно не хватало обычных рационов. Затем он обратил внимание на то, как натянута одежда на их вздувшихся животах, и чувство вины испарилось. Нет, они явно не похудели.
Эвилия и Лофоса выпили по нескольку кружек финикового вина, после чего пользоваться одноразовыми деревянными палочками оказалось для них почти непосильной задачей. Порезав мясо на кусочки, Лофоса гоняла их по тарелке, но никак не могла подцепить. Эвилии это удавалось, но мясо то и дело срывалось и падало, так и не попав в рот. Захмелевшие девушки заразительно смеялись над своими неудачами, и даже высокомерный Дохнор снизошел до того, что показал им, как надо пользоваться палочками. Впрочем, его урок не пошел на пользу, хотя девушки придвинулись к нему настолько, что Рэднал ощутил укол ревности.
— У вас так ловко получается! — воскликнула Эвилия. — Должно быть, моргафцы пользуются ими каждый день.
Дохнор помотал головой — знак отрицания у его народа.
— У нашего столового прибора есть зубцы, чашеобразная часть и режущая кромка — все одновременно. Тартешцы говорят, что мы предпочитаем помалкивать, потому что боимся порезать язык, открывая рот. Просто я немало поездил по Тартешу и знаю, как обращаться с их палочками.
Мобли, сын Сопсирка, которому явно надоело их воркование, затянул песню на родном языке. Рэднал не понимал слов, но мелодия была несложная и очень приятная. Скоро вся группа дружно хлопала в ладони. Последовали еще песни, уже на тартешском. У Фера вез Кантала оказался недурной баритон. Те, кто не мог петь, хлопками отбивали ритм.
Отступлением сумерек появились тучи мошек, и группа ретировалась в дом, куда доступ кровососущим был закрыт противомоскитными сетками.
— Теперь мне ясно, почему вы носите так много одежд, — сказал Мобли. — Они защищают от гнуса.
— Ну разумеется, — кивнул Рэднал, удивляясь, что Мобли не сразу понял очевидное. — Если сможете несколько секунд простоять спокойно, у нас есть спрей — снимает раздражение от укусов.
Мобли вздохнул, когда гид его опрыскал.
— Петь еще будем? — спросил он.
Энтузиазм убывал. Одни вообще не могут под крышей дома совершать все те маленькие безумства, которые подсказывает вечер у костра; других просто клонит в сон. Так что Тогло вез Памдал была не единственной, кто сразу удалился в спальную комнату.
Дохнор из Келлефа и Бентер вез Мапраб взяли боевую доску и погрузились в игру; радом стоял Мобли. Подошел посмотреть и Рэднал, который считал себя неплохим игроком.
Дохнор, игравший синими, двинул пехотинца через широкую свободную полосу, разделявшую фигуры соперников.
— Форсирование реки, — прокомментировал Мобли.
— Так лиссонесцы называют разделительную черту? — спросил Рэднал. — У нас она называется траншеей.
— А в Моргафе — рукав. В честь Канала, который отделяет наши острова от Тартеша, — сказал Дохнор. — Однако, заметим, игра везде одна и та же.
— И требует сосредоточенности и тишины, — наставительно произнес Бентер. Немного подумав, он передвинул советника (так называлась фигура у красных; аналогичная фигура у синих называлась слоном) на два поля по диагонали.
По мере развития игры пожилой тартешец задумывался все чаще. Красный властитель торопливо перемещался по вертикалям и горизонталям своей крепости, пытаясь укрыться от атак Дохнора, а его стражники суматошно метались по диагоналям, чтобы блокировать фигуры синих. Наконец Дохнор сдвоил свои пушки и объявил:
— Итог!
Бентер мрачно кивнул. Умело пользоваться пушкой (аналогичная фигура у красных называлась катапультой) очень трудно: она могла двигаться и по горизонтали, и по вертикали, но лишь перепрыгивая через какую-нибудь фигуру. Сейчас красному властителю угрожала задняя пушка, однако стоит Бентеру закрыться стражником или одной из колесниц, как в полную силу заработает передняя.
— Недурно сыграно. — Бентер встал из-за стола и направился в спальную комнату,
— Может, кто-нибудь хочет сразиться? — обратился Дохнор к зрителям.
Мобли, сын Сопсирка, покачал головой.
— Хотел, пока не увидел, как вы играете, — признался Рэднал. — Я не против сразиться с более сильным соперником, если есть хоть малейший шанс на победу. Даже когда проигрываешь, чему-нибудь учишься. Но вы меня просто разгромите, слишком разные уровни.
— Как угодно. — Дохнор сложил боевую доску, ссыпал фигурки в мешочек, затем убрал доску и мешочек на полку. — Тогда я отправляюсь спать.
Он удалился в номер.
Рэднал и Мобли взглянули друг на друга, потом на боевую доску. По молчаливому согласию оба решили, что раз уж они не рискнули сразиться с Дохнором, играть друг с другом не к лицу.
— Как-нибудь в другой раз, — сказал Рэднал.
— Разумеется. — Мобли зевнул, демонстрируя безупречные зубы, которые казались белоснежными на фоне его коричневой кожи. — Увидимся утром, Рэднал.