— Уф-фф, — сказал он. — Наконец-то свободен.
— Я умер? — глупо удивился я.
— Это почему?
— Чихал, чихал и помер, — объяснил я. — Не вовремя, понимаешь. Статью сдавать надо, и девушка вон, видимо, неохваченная. Давай-ка, назад возвращайся.
— И без меня проживешь, — отвечает он.
— Как это — без души?
— Какая душа? Ученый называется!
— Не понял! — слегка напрягся я. — И грубить не надо.
— Да-аа, — вздохнула зеленая невесомость. — Плохи дела. Инопланетянин я. Мы прибыли сюда с разных концов Вселенной. На конгресс.
Сплю, что ли? Я пару раз ущипнул себя. Больно…
— Ну и где твой корабль?
— Фу, архаика. Мы прибыли сюда по космическому Коридору.
— Надпространство, подпространство, нуль-пространство, коридоры всякие… Читали, знаем. — А сам в это время думаю: «Наверное, отравился колбасой или сигареты мне подсунули с травкой. Вот глюки, а!»
— Конечно, знаешь. Генетическая память. Мы ведь все это время сидели в ваших генах. Подумать только, полмиллиона лет в заточении!
— Полмиллиона, значит? Это славненько. Только вот мне всего сорок годков. Неувязочка получается…
Наверное, я и впрямь чем-то отравился. Сознание куда-то уплывало, тело налилось тяжестью, а голос стал хриплым и гулким — как из бочки. Сил хватило только упасть на диван.
— Вас что, много? — еле разлепив губы, спрашиваю я.
— Конечно, — отвечает он. — Очень много. Это был Вселенский Конгресс. Я прибыл сюда с женой, она тоже ученый. Тогда мы только поженились, были молоды и энергичны, как ты сейчас. Мм-да… А твои сорок годков тут ни при чем. Я сидел в генах твоего папаши, деда, прадеда, пра-пра-пра… Говорю же, полмиллиона лет. Тогда вы были сутулые и лохматые, правда, очень шустрые…
Сейчас назвать меня шустрым трудно, подумал я. Впрочем, голова понемногу отходила, силы возвращались.
— Почему же вы не вернулись домой? Эмигранты, что ли? — строго спросил я.
— Очень надо! Вернуться просто не смогли. Мерзавцы, что были против решений Конгресса, перед самым нашим возвращением вывели Коридор из строя. Взорвали.
— Понятно, и у вас террористы.
Он вроде бы кивнул чем-то наподобие пупырышка и продолжал:
— С той стороны Коридор начали восстанавливать, но и мы должны были с этой стороны наладить контакт. Но мы прибыли, можно сказать, с пустыми руками, если, конечно, не считать докладов. Нам не оставалось ничего другого, как проникнуть в вас и слегка, как говорится, подтолкнуть. Вы стали быстро развиваться: сменили палку на дубину, дубину на лук, лук на ружье… Колесо, телега, паровой двигатель, машина, радио…
— Но мы никакого Коридора не строили.
— Строили, строили… Огонь добывали, сооружения возводили, по воде передвигались, земли друг у друга отвоевывали, книжки сочиняли, на Луну летали… Но параллельно шла работа, ради которой мы и сделали вас разумными. Вы помогали нам восстановить Коридор. И вот наконец… — он замолчал.
— Что «наконец»?
Из зеленого шарика вырастает отросток вроде пальца и указывает в окно. Я вижу радугу.
— Коридор — правда, временный, ненадежный, — продолжает он. — Пойдет дождь, смоет. Но ждать, когда ваши мозги станут совершеннее, нет времени. И так все сроки вышли.
— Что же теперь?
— Теперь ничего. Мы возвращаемся. Предоставляем вас самим себе. Может, наступит небольшой регресс, но ничего, вам не привыкать.
— Так все-таки не душа?
— В каком-то смысле душа… Но это уже в прошлом. У нас своя жизнь, у вас своя… А вот и моя жена. Ну что ж, прощай, — и он вылетает в форточку.
— Погоди! — я бросаюсь вслед за ним.
И вижу, как мое зеленое существо стремительно летит навстречу другому зеленому существу, вылетевшему из форточки соседки напротив.
«Неспелые помидоры» сливаются и летят к своей радуге. А внизу, на улице, люди как-то странно ходят. Сутулятся, волосы нечесаные, у ко-го-то уже и дубинки появились…
— Стойте! — кричу я.
А по воздуху проносятся, держа курс на радугу, невесомые кругляшки разных цветов — красные, желтые, синие…
Выбегаю на улицу, а из своего подъезда выскакивает соседка. Смотрит растерянно на радугу, переводит взгляд на меня, хочет что-то спросить. Тут люди с дубинками замечают ее и надвигаются на нас.
— Сюда! — я распахиваю дверцу машины.
Она бросается на переднее сиденье, захлопывает дверцу, я хватаюсь за руль и с ужасом ловлю себя на том, что забыл, как водят машину. Пытаюсь вспомнить. Значит, так: ключ, замок, педаль… А какая?.. Троглодиты тем временем окружают машину, бьют дубинками по капоту. Вспомнил: левая педаль, ключ в замке, газ…
Машина срывается с места, сбив двоих. На них тут же набрасываются и добивают дубинками. Кто-то попал камнем в ветровое стекло — трещина поперек. Черт с ней, едем. Вдоль дороги разбитые, горящие машины: кто в столб врезался, кто в стену. Везде толпы сутулых, витрины магазинов сыплются от ударов, как яичная скорлупа. Блюстители порядка, дико хохоча, стреляют во все стороны: обросли волосами с ног до головы, глаза горят бессмысленной злобой, но на курок нажимать не разучились.
— Боже, неужели вот так сразу! — шепчет соседка, и слезы стекают по лицу.
Бедняжка. Значит, и она в курсе.
— Мы их догоним, — говорю я, — и вернем.
В воздухе над головой все еще мелькают разноцветные точки: зазевавшиеся участники Вселенского Конгресса торопятся к космическому Коридору. Но и мы близко. Вот и Новый квартал. Свалка до самого горизонта. Радуга. Блеклая внизу и четкая, яркая наверху. Кажется, протяни руку — дотронешься. Торможу, выскакиваю из машины.
— Эй вы, — кричу, — паразиты! Что вы тут натворили?
От радуги отделяются двое зеленых, подлетают.
— Ты? — удивляется один знакомым голосом. — Как тебе удалось? Смотри, дорогая, и твоя тут. А ведь догнали.
— Возвращайтесь, — требую, — обратно. А то разнесу всю эту вашу чертову радугу.
— Не успеешь, — говорит. — Скорее вас двоих разнесут.
Поворачиваюсь и вижу: надвигается на нас группа голых самцов и самок. Решительно надвигается. Кто держит в руке кусок медной трубы, кто ржавой цепью размахивает, кто резиновый шланг на кисть наматывает.
— Быстро раздевайтесь, — советует нам зеленый. — Хватайте железку, палку, камень, кричите, ругайтесь, а лучше пристукните кого-нибудь — тогда вас точно не тронут.
— Еще чего, — говорю. — Спектакля не будет, не надейся.
— Послушай, дорогая, — обращается он к зеленой супруге, — почему они не изменились?
— Можно предположить… — задумчиво тянет супруга, — потому что они — участники нашего Конгресса.
— Хорошая версия, — замечает пришелец. — А у меня другая.
Ржавая цепь пролетает рядом с моим ухом.
— Какая еще версия! — кричу я.
— У них внутри еще кто-то сидит и не может выбраться. Наверное, слишком вжился, растворился, так сказать. В каком-то смысле ты права: теперь и они — участники нашего Конгресса.
— Чушь! — отвечаю я, при этом отпихивая вцепившегося мне в плечо дикаря. Он летит и сбивает с ног остальных. Начинается драка, им не до нас. — У нас что, по две души?
— Может, и больше, — заявляет пузырь. — Впрочем, проверим. Если радуга вас примет…
Тут с неба падает первая капля.
— Дождь начинается! — проносится вопль. — Быстрее в Коридор!
Наш помидор вместе с зеленой супругой сливается с зеленью радуги. Я машинально беру соседку за руку. Возникает словно чужая мысль: интересно, какого мы цвета? С неба продолжает капать. Наши голые сородичи перестали драться, бормочут угрожающе.
А мы, взявшись за руки, ступаем на радугу — ненадежный, шаткий мост над пропастью. Смотрю на девушку, она окрасилась во все цвета сразу. Наверное, я тоже.
— И какая была тема вашего… то есть нашего Конгресса? — спрашиваю у зеленой полосы.
— Кто изначальнее в Космосе, — затухающим голосом отвечает она.
Дождь хлещет вовсю. Хочется чихнуть, еле сдерживаюсь, не дышу.