— Это несправедливо, джетах!
— А этот ответ основан на глупости.
Джоанн проснулась, но осталась лежать неподвижно, размышляя обо всем, что ей привиделось во сне. Ухе подверг сомнению бессмертие законов, развязал на Синдие кровавую войну ради спасения маведах, но в качестве расплаты за прегрешение добился только того, что сохранил собственную жизнь.
Ухе махнул рукой на Аакве, своего бога; решил для себя, что бог ошибается; наложил на Синдие клеймо, которое оставалось несмываемым на протяжении двенадцати тысяч лет и до настоящего времени.
Ве-Бутаан на планете Дитаар назван в честь города в горах, где захоронен Ухе. Тзиен денведах, бойцы передовой линии, отправляют трепещущих пленников в мадах. Террористы на Амадине продолжают дело племени маведах и даже нарекли себя тем же именем.
И Джоанн произнесла вслух последние слова Ухе:
— «О, Ааква, во имя детей твоих, стань лучшим богом!»
— Тщетная, хоть и древняя, мольба. — Голос был низкий, гулкий, но в нем слышались веселые нотки.
Джоанн села.
— Кто ты?
Негромкий смешок.
— Кто я такой? Кто я такой… Глубокий вопрос, Джоанн Никол. Потребовалось бы немало часов, чтобы на него ответить. А зовут меня Тора Соам. Я — главный магистр талман-коваха. Во время пожара на Дитааре вы спасли моего третьего ребенка, Сина Видака.
— Наконец-то вы пришли!
— Да. Пур Сонаан говорил мне, что вас удивляет мое отсутствие; я прошу за это прощения. Но вы так долго были при смерти! К тому же меня буквально раздирают на части.
Голос звучал таинственно, его обладателя трудно было вообразить.
— Что со мной станет, Тора Соам?
— Еще один глубокий вопрос! — Пауза, смешок. — Хотя вы, наверное, имеете в виду свое ближайшее будущее?
— Естественно.
— Перед вами откроется не так уж много путей. Несмотря на мою протекцию, вы по-прежнему остаетесь в ранге вемадах. Существует достаточно доводов в пользу того, чтобы вы стали вехивида.
«Вехивида»? «Из шести». «И сказал Ухе: «Дети их будут посланы на Шестой Денв…»
— Я не ребенок, Тора Соам.
— Но вы инвалид.
— Я не служу дракам.
— Вы уже послужили нашему делу, Джоанн Никол, поставив в ряды тзиен денведах нового бойца.
Она почувствовала, что заливается краской.
— Я спасла ребенка, только и всего.
— Ммм… Вы проводите грани между мотивами, поступками и ответственностью. Если бы вы не спасли моего ребенка, он бы не стал солдатом. Разве это не делает вас ответственной за появление нового солдата? — В голосе Торы Соама слышалась добродушная насмешка: он, очевидно, забавлялся.
— Я спасла ребенка, а стать солдатом тзиен денведах — это уже его собственный выбор.
— Понимаю. Если бы вы знали, что, повзрослев, ребенок пойдет в тзиен денведах, вы бы не стали его спасать?
— Игра становится скучной, драк.
— Отвечайте на вопрос, Джоанн Никол. Спасли бы вы его или позволили сгореть?
Она вспомнила тот полный едкого дыма кошмар. Сотни убитых детей, гарь, вонь… Она вытерла глаза и покачала головой.
— Не знаю…
— А по-моему, отлично знаете.
Джоан хлопнула себя ладонью по ноге.
— Согласна! Спасла бы, спасла! Но я спасала просто жизнь, а не солдата для Палаты драков.
До Джоанн донесся шорох одежды: драк поднялся.
— Прошу меня простить, Джоанн Никол. В мои намерения не входило вас расстраивать. Если вы настаиваете, вы — вемадах.
— Настаиваю!
— Пур Сонаан говорил мне, что скоро вы совсем поправитесь, не считая, конечно, зрения. Как только вы сможете покинуть чирн-ковах, я переведу вас в имение Тора. Мадах — это общественное устройство, а не клочок земли. У меня дома вы сможете оставаться столько, сколько захотите — во всяком случае, до полного выздоровления.
Джоанн засмеялась и поднесла ладони к лицу.
— А мои глаза? Когда я прозрею?
— Пур Сонаан упорно работает над этой задачей…
— Тора Соам! Сейчас в мадахе много солдат-землян.
— И что же?
— Пока вы будете заботиться о моей безопасности, они останутся вемадах. Я предпочла бы положиться на них, а не на милость драка.
Тора Соам некоторое время молчал. Потом Джоанн почувствовала, как он склоняется к ее койке и берет плейер Пур Сонаана. Щелчок, звук перемотки, снова щелчок. Драк положил включенный плейер ей на колени.
— Учите старый урок, Джоанн Никол.
Она услышала его удаляющиеся шаги. Голос из плейера заполнил палату.
Это снова был рассказ Намндаса, молодого наставника Шизумаата из храма Ухе.
«…Шли дни; к тому времени, когда было набрано два новых класса, мои подопечные размещались у южного края стены Мадах. Эбнех стоял перед учениками и слушал, как они рассказывают об Аакве, Раде, Даулте и Ухе.
Когда все выступили, Эбнех развел руками.
— Мы называем предание об Ухе «Кода Овида»; какова же первая истина?
В первой «Кода» содержится, разумеется, много истин. Задача ученика состоит в том, чтобы извлечь из предания главнейшую истину.
Встал первый ученик и изложил общепризнанную истину из истории:
— Закон Ааквы заключается в том, что жрецы Ааквы высказывают подлинные пожелания Ааквы.
Довольный Эбнех кивнул.
— Все согласны?
Все ученики кивнули, кроме Шизумаата. Тот смотрел на колонны вокруг могилы Ухе. Наконец Эбнех обратился к нему:
— Ты нас слушаешь, Шизумаат?
Шизумаат перевел взгляд на Эбнеха.
— Я слушал.
— Ты согласен с тем, как этот ученик понимает «Кода Овида»?
— Нет. — Шизумаат снова стал смотреть на могилу Ухе.
Эбнех подошел к Шизумаату.
— Встань! — Шизумаат встал и перевел взгляд на Эбнеха. — А какую истину видишь в «Кода Овида» ты?
— Я вижу, Эбнех, что между племенем маведах и выживанием стоял закон; вижу, что это был не священный закон, а правило, придуманное на Синдие; вижу, что Ухе понял это и пренебрег законом ради спасения племени. Поэтому истина, которую я из всего этого вывожу, состоит в том, что законы должны служить Синдие, а не Синдие — законам.
Эбнех долго смотрел на Шизумаата, а потом проговорил:
— В таком случае скажи, Шизумаат, должны ли мы подчиняться желаниям Ааквы, передаваемым его жрецами?
— Если это добрый закон, то ему нужно следовать, если нет, то он не должен действовать.
Эбнех сузил глаза; соседи Шизумаата отодвинулись от него.
— Не хочешь ли ты сказать, Шизумаат, что законы Ааквы могут быть ложью?
Я зажмурился. Эбнех принуждал Шизумаата к богохульству. Шизумаат был достаточно разумен, чтобы это понять; но он был и слишком упрям, чтобы испугаться боли, которую испытает, принимая наказание за богохульство.
— Если законы исходят от жрецов, — молвил Шизумаат, — это значит, что они порождены смертными, обреченными ошибаться, то есть могут оказаться ложными.
Эбнех выпрямился.
— А если законы исходят от Ааквы?
— Тогда Ааква может быть не прав; он даже бывал не прав. Мне подсказывает это Предание об Ухе.
В храме установилась зловещая тишина. Я подбежал к Шизумаату и схватил его за руку.
— Думай, Шизумаат! Думай, что говоришь!
Шизумаат вырвал у меня руку.
— Я подумал, Намндас, потому и дал такой ответ.