— Что скажете? — поинтересовался полковник. — Похож на дом вашего дедушки?
Гилсону дом и в самом деле напомнил фермерский дом деда, только доведенный до совершенства и увиденный сквозь увеличительное стекло романтической ностальгии.
— И вы получили его в обмен на сборный домик? — спросил он.
— На точно такой же, — ответил полковник, указывая на один из стоящих неподалеку потрепанных временем домов. — Хотя от нашего была какая-то польза…
— Что вы хотите сказать?
— Смотрите.
Полковник поднял камешек и швырнул его в дом на поляне. Камешек взмыл по дуге вверх, начал падать и внезапно исчез.
— А ну-ка, дайте мне попробовать, — сказал Гилсон.
Он метнул камешек высоко и сильно, как игрок в бейсбол. На этот раз камешек исчез примерно в пятидесяти футах от дома. Вглядываясь в точку его исчезновения, Гилсон заметил, что на этом же расстоянии гладкая зеленая лужайка обрывается, сменяясь камнями и зарослями сорняков. Граница раздела была абсолютно прямой и пересекала лесную поляну под углом. Возле ведущей к дому дорожки она поворачивала под прямым углом и такой же безупречной линией разрезала лужайку, дорожку и кусты.
— Граница квадратная со стороной около ста футов, — пояснил полковник. — Если говорить точнее, она кубическая. Мы установили, что верхняя грань куба находится на высоте примерно девяносто футов, а нижняя, полагаю, еще на десять футов уходит в землю.
— Граница? — переспросил Гилсон. — Какая граница? Между чем и чем?
— Если бы мы знали, то не было бы и проблемы, — ответил Кранц.
— Возможно, это объемный телевизор с ребром в сотню футов. Или хрустальный шар, только в форме куба. Откуда нам знать?
— Мы бросали камешки, но они не попадали в дом. Куда они делись?
— В самом деле, куда? Ответьте на этот вопрос, и вы, возможно, ответите на остальные.
Гилсон глубоко вздохнул.
— Хорошо, — сказал он. — Я это видел. А теперь рассказывайте. С самого начала.
Кранц секунду помолчал, собираясь с мыслями:
— Пять дней назад, тринадцатого июня, в половине двенадцатого утра плюс-минус три минуты рядовой Эллис Малвхилл, стоявший на посту у ворот, услышал звук, который он потом описал как «взрыв, только негромкий». Он запер ворота, прибежал сюда, на поляну, и с изумлением — сам он употребил слово «ошарашенно» — увидел вместо ветхого сборного домика, в котором работал Калвергаст, вот этот дом. Полагаю, некоторое время он простоял, вытаращив глаза, и пытался понять, что же тут произошло. Затем вернулся в домик охраны и вызвал полковника. А тот вызвал меня. Мы пришли сюда и увидели, что четверть акра земли и домик с человеком внутри исчезли и были заменены вот на это.
— Вы решили, что домик отправился туда, куда улетают камешки, — сказал Гилсон. Его слова прозвучали как утверждение.
— Вообще-то говоря, у нас нет абсолютной уверенности в том, что домик исчез. То, что вы видите, попросту не может находиться там, где находится. Когда у нас солнечно, тот дом иногда поливает дождь. Да вы и сами только что убедились — у нас пасмурный день, а там солнце. Это окно.
— Окно куда? Или в чем?
— Ну… Дом выглядит новым, верно? Когда строили такие дома?
— В семидесятых или восьмидесятых годах прошлого века… или около того.
— Правильно, — подтвердил Кранц. — Я думаю, мы смотрим через это окно в прошлое.
— Господи! — ахнул Гилсон.
— Разделяю ваши чувства. Я могу ошибаться, но все же верю в собственную правоту. Мне хотелось бы, чтобы вы сейчас послушали Ривза. Это студент-старшекурсник, помогает нам в работе. Он здесь с самого начала. Эй, Ривз!
Высокий худой юноша, сидевший на корточках возле странной машины, встал и подошел к прибывшим.
— О, это самое настоящее прошлое, — с энтузиазмом заявил Ривз. — Примерно восьмидесятые годы. Моя девушка взяла в библиотеке книги о костюмах прошлого века, и одежда соответствует этому десятилетию. Это подтверждают и украшения на лошадиной сбруе. Я узнал это…
— Минуточку, — перебил его Гилсон. — Какая еще одежда? Вы хотите сказать, что там есть люди?
— Конечно, — подтвердил Ривз. — Прелестное семейство. Папа, мама, мальчик, девочка и старая бабуля или тетушка. И собака. Хорошие люди.
— Почему вы так решили?
— Я же пять дней за ними наблюдаю. У них там сейчас… или в прошлом… хорошая погода — вернее, была. Они такие вежливые и так любят друг друга. Словом, хорошие люди. Сами увидите.
— Когда?
— Так… сейчас они обедают. После обеда они обычно выходят погулять. Примерно через час.
— Подожду, — решил Гилсон. — А вы пока выкладывайте все остальное.
— Мне нечего добавить, — сухо сказал Кранц. — У нас имеется окно, открытое, как мы полагаем, в прошлое. Через это окно проникает свет, но только в одном направлении — это следует из того факта, что люди по ту сторону о нашем существовании даже не подозревают. Больше через границу ничто не проникает; вы сами видели, что случилось с камешками. Мы просовывали через границу шесты. Они входили без сопротивления, но тут же исчезали. Бог знает куда. Все, что туда попадает, там и остается. Концы шестов срезаются, как бритвой. Поразительно. Но где бы ни находилось место исчезновения, оно не там, где дом. Это не граница между нами и прошлым; она разделяет нас и… какое-то другое место. Мне кажется, что окно есть лишь побочный эффект, нечто вроде искажения времени, вызванного существующим на границе напряжением.
Гилсон вздохнул.
— Что же мне доложить в Вашингтоне, Кранц? — спросил он. — Вам посчастливилось наткнуться на поразительнейшее явление, но вы целых пять дней утаивали его от всех. Если бы не рапорт полковника, мы до сих пор бы ничего не знали. Пять дней коту под хвост! Кто знает, сколько еще продержится эта граница? Да здесь с первого же дня должна была находиться толпа ученых. Одиночке тут не справиться. Сегодня эта поляна должна была напоминать пчелиный улей. И что же я вижу? Вы да студент-недоучка бросаете камешки и тыкаете палками. А приятельница студента устанавливает по книжкам, в какую эпоху были сшиты костюмы. Ваше поведение граничит с преступлением!
Кранц не смутился.
— Я так и думал, что вы это скажете, — произнес он. — Но взгляните на произошедшее с другой точки зрения. Нравится вам это или нет, но то, что случилось, не является продуктом технологии или науки. Это чистейшее «пси». Если мы сумеем повторить работу Калвергаста, то сумеем установить и причину феномена, а затем и воспроизвести его. Но мне не по душе то, что произойдет, если сюда набегут ваши экспериментаторы, Гилсон. Они начнут все измерять, тестировать, разводить теории, но ни разу даже не задумаются об истинной причине случившегося. Как только они появятся здесь, меня оттолкнут в сторону. А эта штука, черт побери, — моя, Гилсон!
— Уже не ваша. В одиночку вам ее не слопать!
— Кстати, мы проводили и серьезные эксперименты, — сказал Кранц. — Ривз, расскажи о нашей метательной машине.
— Да, сэр, — отозвался Ривз. — Видите ли, мистер Гилсон, то, что вам сказал профессор, не вся правда. Иногда предметы могут проходить через окно. Мы заметили это в первый же день. В долине неподалеку от нас возникла температурная инверсия, и там на целую неделю застоялось зловоние от химической фабрики. В тот самый день температурное равновесие нарушилось, и ветер погнал эту гадость прямо на нас. Жутко смердило, скажу я вам. Мы как раз наблюдали за людьми в окне, и они вдруг стали принюхиваться и морщить носы. Тогда мы предположили, что к ним проник запах, и сразу испытали границу шестом, но его кончик, как и прежде, исчез. Профессор высказал мысль, что граница каким-то образом пульсирует и на короткое время становится проницаемой, и мы собрали машину, чтобы проверить эту идею. Посмотрите.
Гилсон увидел горизонтальное колесо с прикрепленной к ободу лопаткой. Когда колесо вращалось, лопатка проносилась над столом, выше которого была закреплена воронка. Через равные промежутки времени из воронки что-то падало на стол, а лопатка швыряла непонятный предмет в сторону окна. Гилсон заглянул в воронку и вопросительно приподнял бровь.
— Кубики льда, — пояснил Кранц. — А оранжевые они для лучшей видимости. Машина выбрасывает по кубику в секунду, возле нее всегда кто-нибудь дежурит с секундомером. Мы установили, что каждые пятнадцать часов и двадцать минут граница на пять секунд открывается. Пять кубиков пролетают в окно и падают на лужайку. В остальное время они исчезают неизвестно где.