— Вот в этом окне его видели, шеф, — доложил амбал. — Щенок молчит, как партизан.
— Лестница? — коротко спросил невысокий.
— Ребята проверяют. По соседям тоже шмонают.
После того, как вошли еще двое, в комнате невозможно было повернуться. Невысокий мужчина внимательно посмотрел на Гену.
— Что же ты знаешь? — задумчиво спросил он.
— Может, огонька ему, Харшеф? — предложил амбал и пыхнул из зажигалки огнем на полметра.
— Не здесь, Сухой, — ответил невысокий. — Вези его в подвал, а тут оставь бойцов.
Грозно сопя, к парню протиснулись две туши. Гена закрыл глаза, но тут же снова открыл их. В комнате что-то изменилось. Он пригляделся и понял, что как раз наоборот — ничего не менялось — короткие толстые пальцы в перстнях и наколках продолжали тянуться к нему, невысокий шеф медленно-медленно поворачивал голову к одному из амбалов, время останавливалось, а воздух густел, наливался зеленью, фигуры были видны, как через немытое стекло аквариума…
Краем глаза он уловил короткий проблеск, потом другой, меж фигур замелькали светлые полосы, стальные блики сверкнули над головами стоящих и тут же исчезли. Время снова пошло своим ходом, а стекло аквариума протерли начисто, и зеленый цвет сменился красным. Гена рывком сел на кровати, и его вырвало прямо на изрубленные в кровавые ошметки тела. Когда он перевел дыхание, то обнаружил в дверях племянника Васю, который, улыбаясь, обозревал жуткое месиво из рук, голов и туловищ.
— Давай-ка унесем отсюда ноги, — сказал он Гене. — В следующий раз легко не отделаемся.
Племянник вел джип «чероки» так, словно всю жизнь провел за рулем. Машину они позаимствовали у бандитов. Гена больше ничему не удивлялся. Ситуация напоминала дурной американский видеофильм. Гора трупов в его комнатушке казалась кошмарным видением, а их поспешное бегство — некой игрой, в суть которой он еще не врубился.
Минут через двадцать они бросили джип в каком-то дворе близ Сенной. Гена кое-как дотопал на костылях до перекрестка, племянник остановил такси, и они двинули к Витебскому вокзалу. А там Вася затащил его дворами и переулками в грязный клоповник на первом этаже пустого, но еще не отремонтированного дома. Заколоченная дверь их не остановила.
Сквозь пыльные окна дневной свет почти не пробивался. Мертвенный запах нежилого помещения и пыль на разбитой мебели. Продавленный диван, на который Гена, облегченно вздохнув, уселся, ответил ему протяжным скрипом и выдохнул облако пыли.
— Пересидим немного и дальше двинем, — сказал Вася.
— Там, в комнате, кто их нарубил? — осторожно спросил Гена.
— Потом расскажу, а пока отдыхай. Скоро приду…
Гена улегся поудобнее, положив голову на драный диванный валик. Только сейчас он задумался — а что дальше? После бойни в квартире их будут искать милиция и бандиты. Сделают обыск, найдут железо… И еще — все документы остались дома. Из города не выбраться, разве что племянник опять машину угонит. Ну, выберутся, а дальше куда? Внезапно пришла догадка: хитрый Вася завел его сюда и бросил, а сам уже, наверно, садится в поезд… Гена застонал от жалости к самому себе.
Он лежал, тупо смотрел в потолок, с которого свисали фестоны паутины, переводил взгляд на стены с ободранными обоями, мрачно разглядывал пол, заваленный хламом, который хозяева оставили при переезде. И задремал. А когда проснулся, то обнаружил, что окна прикрыты газетами, под скособоченную тумбочку подложен кирпич, на самой тумбе весело шумит туристический примус «Шмель», а в воздухе аппетитно пахнет супом из пакетика.
В соседнем помещении что-то звякало, брякало и хрустело. Оттуда появился племянник с ворохом тряпья.
— Света нет, зато есть вода! — весело сказал он. — Сейчас поедим и за дело!
Дело не заставило себя ждать. Племянник помог Гене привести себя в порядок, усадил его поудобнее и опять стал мучать странными вопросами. На этот раз все допытывался, где и при каких обстоятельствах он нашел гильзу, кто при этом присутствовал, в какой момент рухнули бревна ловушки…
— Какой ловушки? — спросил Гена.
— А, неважно! — отмахнулся племянник.
Тень догадки прошла по краешку сознания или чего-то там еще в распухшей от событий голове парня.
— Постой, — встрепенулся он. — Что ты мне впариваешь с этими ключами, ловушками… Это что, типа игры, что ли?
Вася склонил голову набок и грустно посмотрел на него.
— Типа того, — ответил он.
— Так это все понарошку! Как бы я в компьютер попал? Мы что, в виртуалке?
— Пока что мы в большой заднице. А что касается компьютера… Увы, и сто крат увы! Убьют в натуре — и вся виртуалка. Да и то, подумаешь, велика важность — виртуальная реальность! Все сущее — виртуально, надо только знать, что делает мир реальным.
— Не понял?
— Вижу. Ну, представь себе огромный зал, очень большой, практически бесконечный в длину, высоту и ширину. В этом бесконечно большом помещении, как на складе, находится бесконечно большое количество предметов и явлений, миров и бактерий, все, что в голову тебе взбредет, и ко всему еще все это имеется в бесконечном количестве сочетаний. И вот по этим предметам ползет маленький червяк… Нет, лучше улитка. Она оставляет за собой блестящий след. И только то, на чем имеется ее след, чего она касалась, и есть единственная реальность, связанная в одну последовательность событий. Все остальное так и остается в потенции, вероятности, возможности или, если тебе так понятнее, — в виртуальности.
— Что это за улитка такая? — тупо спросил Гена.
— Это образ. Возможно, не очень удачный. Называй его как угодно — Атманом, Аммой, Волей Единосущего, Калибровочным Полем Суперсимметрии… Но есть и более привычное для тебя понятие. Время! Это и есть Великий Реализатор Действительности.
— Ну, ты загнул! Время — это… это…
— Так-так… — поощрительно закивал племянник, но, не дождавшись ответа, продолжил. — Ты еще вспомни те глупости, что тебе говорил Бероэс насчет времени как соположенности событий. Он, правда, позже догадался, что время — это не мера событий. Оно и есть создатель событий.
— Так оно живое?
— Кто?
— Время?
— И ты туда же! Я знавал одного дурика, он полагал, что время — это продукт жизнедеятельности некоего многомерного существа.
— А-а, — протянул Гена, — так время — это божье дерьмо?
Племянник молча обвел глазами стены и пол, посмотрел на Гену и хмыкнул.
— Похоже, если судить по тому, во что мы вляпались. Ну, ладно, начнем вправлять тебе мозги.
Он прошелся по комнатам, раскидывая ногой мусор. Поднял разодранный альбом с фотографиями. Вернулся, снял пару газет с окна и сунул Гене в руку старую фотокарточку. На ней можно было разглядеть комнату, людей за столом у большого самовара, старомодную мебель. И фотография была какой-то старомодной: толстая, прямо картон, с рамочкой-виньеткой и фигурно обрезанная по краям.
— Видишь лампочку? — спросил племянник.
Гена вгляделся и обнаружил лампу без абажура, висевшую над столом. Кивнул.
— Так вот, тебе надо включить свет в этой комнате. Смотри на лампу до тех пор, пока она не загорится. А дальше все само пойдет.
— Как же она загорится? — Гена озадаченно поднял глаза на племянника.
— А это уже не мое дело. Ты просто включи там свет, она и вспыхнет.
— Так ведь лампочка там, на фотке, а я здесь…
— Пока ты думаешь, что это имеет значение, лампочка не будет гореть, а ты застрянешь здесь надолго. Ну, работай, а я пойду еды подкуплю, барахла кой-какого.
— Что с квартирой будет? — неожиданно для себя спросил Гена.
— С какой… Ax, да! Все будет хорошо. Клавдия Михайловна сейчас в больнице. Упала на улице, память отшибло, ничего не помнит, документов при себе нет. На днях оклемается, через пару недель приедет племянник, продаст квартиру и увезет ее на юг. Еще вопросы есть?
— Племянник приедет? А ты тогда кто такой?
Вася тяжело вздохнул.
— Тебе тоже память отшибло. Ну, ничего, потихоньку все вспомнишь. Не исключено, что я — твой отец.
Он внимательно посмотрел на Гену, но не дождавшись ответа, пожал плечами и ушел.