Нельзя сказать, чтобы она была разочарована. Она и не ожидала от книги каких-либо особых откровений.
Мадам Дэвид-Неель сама была довольно ограниченным созданием и не слишком отличалась этим качеством от большинства своих современников.
Миссис Байрес откинула голову на темную плюшевую обивку спинки кресла и погрузилась в размышления. Свет, струившийся сквозь узкие высокие окна, начал сереть, когда она покинула поля обитания блаженных учеников Будды и вновь обрела ощущение привычной реальности.
Среди ее соседей ходило много самых невероятных слухов, когда она впервые поселилась на этой улице. Сам ее внешний вид, не говоря уже о неопределенном социальном статусе, вызывал недоумение. Высокая, седовласая, всегда аккуратно причесанная, старомодно одетая и, по-видимому, одинокая женщина. Относительно ее точного возраста существовали различные предположения, но никто не сомневался, что она очень стара. Тем не менее ее большие глаза оставались по-прежнему блестящими и яркими, хотя никто, пожалуй, не взялся бы определить их истинный цвет. Кожа чистая и гладкая, хотя и подозрительно смуглая. Ко всему еще широкий овал лица и высокие скулы давали массу поводов для самых неожиданных домыслов.
Судя по всему, она обладала приличным состоянием. Относительно этого особых разногласий у соседей не было. В этом убеждала и доставленная на нескольких подводах мебель новой владелицы поместья. Добротная, хотя и немного старомодная мебель, изготовленная, в основном, из ценных пород дерева.
Вдова состоятельного плантатора, правительственного комиссара, а то, кто знает, может быть, и более высокопоставленного чиновника, — таков был окончательный вердикт соседей. Кое-кто порой высказывал и более радикальные суждения.
— Англия для англичан, — ворчали они. — Скоро совсем не будет житья от этих черномазых. Какого черта она притащилась сюда? Думает, что ей все позволено, если у нее завелись деньги? Пусть убирается назад, в свою Африку.
Встречая ее на улице или в магазине, недоброжелатели отводили взгляд в сторону, демонстративно не замечая ее присутствия. Но больше всего их, пожалуй, раздражал взгляд новой соседки. Выражение ее лица неизменно оставалось доброжелательным и спокойным, хотя порой казалось, что глаза способны проникать в самую сущность их сознания, читать самые потаенные мысли.
Такого количества невероятных слухов и сплетен, относившихся к одному человеку, горожанам не приходилось слышать, наверное, уже несколько десятков лет. Их обсуждали за ужином и во время ежедневных вечерних бдений у телевизоров, не говоря уже о традиционных чаепитиях в многочисленных женских и мужских клубах.
Возможно, что часть этих сплетен и доходила до ушей миссис Байрес, хотя трудно что-либо подобное утверждать наверняка. Внешне, во всяком случае, она сохраняла полное спокойствие. К слову, она была не так баснословно богата, как утверждали завистники. Небольшие сбережения за годы долгой безупречной службы да маленькая государственная пенсия составляли все ее состояние.
Правда, она привезла с собой все свои коллекции, среди которых попадались и весьма ценные вещи, собранные за много лет скитаний по самым глухим уголкам Империи. Уже это само по себе изрядно истощило ее средства, но такова была последняя воля сагиба. Пусть он и не высказал вслух, но она поклялась себе выполнить ее без каких-либо оговорок.
Правда и то, что когда-то у нее была совсем другая жизнь, но это было так давно, что она и сама, иной раз, забывала об этом.
Давным-давно, когда ее кожа еще не успела потемнеть от старости, глаза не утратили способность метать молнии, а щеки вспыхивать румянцем от радости или гнева.
Но какое теперь это имело значение?
Кого интересовала сейчас вся эта суета?
Она находилась в своем любимом кабинете, обставленном дорогими ее сердцу предметами.
Вдоль стен стояли массивные шкафы черного дерева с металлическими, некогда позолоченными ручками, украшенные причудливым восточным орнаментом; огромный сервант на крошечных ножках с встроенным зеркалом; несколько резных книжных полок, на стенах между которыми развешаны старинные медные подносы, начищенные до ослепительного блеска.
Хануман — обезьяний бог, простерший свою лапу над домашним очагом, священная кобра в угрожающей позе, с ее семью капюшонами. Старые кофейники, антикварный потрескавшийся фаянс и фарфор. Это был ее дом! Все старые вещи напоминали ей о другой жизни и иной земле, которые давно стали ее прошлым.
Миссис Байрес поудобнее расположилась в своем кресле.
И сейчас где-то еще крутились опахала из перьев тропических птиц, разгоняя душный воздух, и перешептывались с деревьями из окружающего дом сада, и лучи солнца по-прежнему пробивались сквозь опущенные жалюзи.
Миссис Байрес грустно улыбнулась.
Много, очень много лет назад она вместе с мужем установила статуэтку младенца Будды в тени яблочного дерева. Они оба понимали, что тем самым помогли Земле и Космосу еще более упрочить свои традиционные связи.
Она прикрыла глаза и покачала головой.
Что и говорить, это были золотые, хотя теперь уже такие далекие, денечки из ее прежней жизни, когда она была молода и даже не знала, что такое боль.
Они сохранились в ее памяти наряду с воспоминаниями о сияющих чистотой больничных палатах, в которых ей приходилось работать, и галантных молодых людях в белоснежной униформе, пытавшихся ухаживать за ней.
Разумеется, она понимала, что на самом деле все обстояло далеко не так безоблачно, но что из этого? Молодость тем и хороша, что позволяет видеть жизнь в розовом свете.
Мать миссис Байрес, обычно сдержанная в проявлении своих чувств, часто предупреждала о необходимости для молодой девушки ее происхождения соблюдать особую осторожность в общении с особами противоположного пола. Порой обычные деликатные намеки кончались бурными вспышками гнева. Но все ее отчаянные усилия оказались тщетными.
— Никогда не забывай, кто ты такая, — много раз предупреждала мать. — Помни, что ты никогда не должна улыбаться. Никто не должен видеть твоих зубов… По их виду они могут понять, что ты…
Как мало она тогда знала жизнь, которая казалась ей такой безоблачной.
Неужели страх никогда не покидал ее?
Детские страхи — особая вещь, которую даже умудренные опытом мужи не всегда способны понять.
Темные тени в углах комнаты, клыки, горящие жутким пламенем круглые глаза…
Да мало ли что еще может привидеться в детском возрасте.
А ведь это было только началом. Верно говорят, что у каждого возраста свои проблемы.
К сожалению, эту нехитрую истину обычно начинаешь постигать лишь тогда, когда твой собственный возраст начинает приближаться к последней критической черте.
Цветы, бесконечные приглашения на вечеринки, от которых порой очень трудно отказаться, но на которые так страшно идти. Сколько раз она разрывалась между этими двумя крайностями, смущенно опуская глаза, не имея ни малейшего представления о том, как ей следует поступить в том или ином случае. Но такое поведение делало ее многочисленных поклонников более настойчивыми. Один из них особенно докучал назойливым вниманием.
Она пыталась сопротивляться, но в конце концов вынуждена была уступить.
Следствием этого согласия стало продолжительное путешествие по морю в компании своего избранника в незнакомую чужую страну и незнакомый холодный дом, где она появилась в качестве невесты.
Она и сегодня никого не осуждала. Правда, и ему самому следовало быть немного умнее. Но он не обращал внимания ни на ее смущенно потупленные глаза, ни на шушуканье ее подруг, ни на волосы цвета воронова крыла, ни на кожу, слишком быстро покрывавшуюся загаром.
Вероятно, ей самой следовало предупредить его, но ее язык отказался повиноваться. Так она и продолжала беспомощно молчать до самого решающего момента, когда отступать было уже некуда и разоблачение стало неизбежным.
Худшего с ней, наверное, никогда не происходило.
— Открой рот, — неожиданно приказал он, когда они на несколько минут остались вдвоем среди праздничной суеты веселого бала. — Немедленно открой рот!