Если бы не вода, потоками вливающаяся в трюм, если бы не вопли обреченных гребцов — явление, в сущности, вполне заурядное, — история человечества могла бы выглядеть иначе. То, чего не сумела добиться плеть надсмотрщика, сделал обыкновенный страх. Простим человеку человеческое.
— Утопи ее! — заорал Агафокл, яростно тыча пальцем в сторону квадриремы. — Звезда, утопи ее! Это я, Агафокл!.. Слышишь меня? Утопи!!!
Успел ли он осознать глубину совершаемой им ошибки, нам неизвестно.
— Подержи верблюда! — презрительно кривя рот, произнес обернувшийся к Агафоклу старик-друид.
Больше он ничего не сказал.
Десятки тысяч зрителей взревели от восторга, когда прямо напротив амфитеатра громадная квадрирема вдруг начала погружаться на ровном киле, а намертво сцепившаяся с ней трирема перевернулась и затонула быстрее, чем можно прочесть эти строки. И вряд ли кто-нибудь из завороженных зрелищем людей видел, как на востоке вдруг вспыхнула яркая золотая звезда и, распавшись, исчезла…
Билл Джонсон
ВЫПЬЕМ, ГОСПОДИН ПОСОЛ!
Прости, что отвлекаю тебя на работе, Тони, — сказал брат. — Около часа назад умер Сэм.
«Боже правый! — подумал я. — Я все не мог выкроить время, чтобы его повидать, а теперь время истекло».
— Он не мучился? Это произошло быстро? — спросил я. Стив покачал головой.
— Паршивая история, Тони. Говорят, он потерял сознание. В общем, упал, когда доставал из шкафа рубашку. Должно быть, при падении ударился головой о косяк. Соседа по комнате как раз не было дома, поэтому нашли Сэма только вечером. Он лежал без сознания, весь в крови.
— Проклятие! — тихо выругался я. — Его хотя бы отвезли в больницу?
Стив опять покачал головой.
— В доме как раз оказался врач — навещал кого-то еще. Сэма уложили в постель и наложили на голову швы. А он все жаловался на боль в груди…
Стив отвернулся от видеофона. Я услышал тонкий голосок, смех, топот бегущих ножек. На колени к Стиву забралась Элизабет, как раз праздновавшая свой второй день рождения.
— Ха-ха-ха! — пропела она и чмокнула отца в щеку. Вся ее мордашка и пальчики были перепачканы розовой глазурью.
— Элизабет! — На экране мелькнула Роз, мать девчушки. Схватив дочку, она развернула ее, улыбаясь мне. Элизабет протянула Стиву разноцветную бумажную салфетку с фосфоресцирующей надписью «С днем рождения!»
— Элизабет, папа говорит с дядей Тони, — наставительно сказала Роз. Она была невысокой, среднего сложения, с сильными руками и растрепанными светлыми волосами. Женщина мельком глянула на меня.
— Здравствуй, Тони. Как жалко Сэма! — Потом она снова занялась дочерью. — Пойдем к гостям, милая. Пора развернуть подарки.
— Подарки! — восторженно подхватила Элизабет, соскочила с материнских колен и устремилась в кухню. Мать бросилась за ней.
Стив стряхнул с одежды крошки, отер выпачканное глазурью лицо и снова поднял на меня глаза. Мы улыбнулись друг другу.
— То ли еще будет! — предостерег я. — Двухлетки — страшно занятой народ.
— Она и сейчас ужас какая деловая! — пожаловался Стив.
— Что же все-таки случилось? Новые осложнения с аортой?
— Возможно. Вскрытие все показало бы, но, думаю, нам это ни к чему. — Стив тяжело вздохнул и отвернулся. — Понимаешь, Сэм не хотел снова угодить в больницу. После последнего приступа он согласился на «НО».
«Не оживлять!» Своеобразный запретительный флажок. Пациент изъявил готовность умереть, уйти просто и быстро, избежав массированного вмешательства медиков. Я представил было Сэма подключенным к мониторам, ощетинившимся трубками и иглами, — хрупкое тельце, задавленное механизмами… Сэм всего этого терпеть не мог, такая кончина была бы просто абсурдной. Я не удивился, что он избрал для себя «НО».
— Расслоение аорты — это очень болезненно, — осторожно проговорил я. — Впервые попав в больницу, Сэм жаловался, что у него нутро горит огнем.
— Морфий ему давали вволю, как воду, сколько он просил, — сказал Стив.
— Помогало?
— Говорят, да, — неуверенно ответил брат. Он был пульманологом в больнице университета Небраски и хорошо знал, что такое мучительная смерть. — Сначала любое средство помогает, а потом…
— Когда похороны? — спросил я.
— Завтра мы с Бобом поедем в Дакоту. Предстоит разбираться в банковских и юридических делах, — с отвращением ответил он. — Похороны в субботу.
Я принялся усиленно соображать, как перестроить рабочее расписание и вообще всю жизнь на ближайшие дни. К счастью — или на беду — моя жизнь была не слишком насыщенной. В кои-то веки это оказалось кстати.
— Слушай, если в четверг прилетишь в Омаху, то вместе с Роз поспеете к пятнице, — предложил Стив. — Сестра Роз приедет посидеть с Элизабет, но она свободна только с вечера четверга. В нашем распоряжении будут две машины.
— Как скажешь, братишка. Ты у нас рулевой.
— Комплимент сомнительный.
— Прости, Стив. Несправедливо, конечно…
— … но я гораздо ближе живу и назначен душеприказчиком, — закончил за меня брат. Помявшись, он спросил: — Ты точно сможешь вырваться? Я следил за новостями. Ты мелькал на втором плане. Во весь экран красовался инопланетянин.
Мне было приказано соблюдать полную конфиденциальность. К черту! Стив не имеет отношения к масс-медиа и умеет держать язык за зубами.
— Я включен в группу обеспечения безопасности посла.
— Так ты освободишься? Если нет, мы справимся сами.
Я напрягся. Наверное, выражение моего лица изменилось, потому что Стив слегка поморщился.
— Ты знаешь, что для меня главное. Не беспокойся, я обязательно приеду.
— Значит, увидимся в пятницу. Доступ к телу с трех часов.
Я отключил связь и откинулся в кресле. Ремень врезался в плечо. % снял кобуру и положил ее на стол. Потирая плечо, я посмотрел в окно. В Вашингтоне весна была в полном разгаре: на ветках набухли почки, кое-где проклюнулись листья. Вишни цвели вовсю.
Я запросил прогноз погоды в Дакоте. Дождь со снегом, как и следовало ожидать. Когда вся страна в весеннем цвету, в Дакоте еще бушует метель.
Хватит тянуть! Я набрал в легкие побольше воздуху и снял трубку.
— Кэрол? Это Тони. Мне нужно взять отгул на несколько дней по личным обстоятельствам.
— Нет! — отрезала она.
Спустя пять минут после звонка и первого «нет» я явился к ней в кабинет.
— Ни в коем случае. И не думай! Ты несешь ответственность за безопасность посла. После завершения переговоров — пожалуйста, но сейчас — никак. Извини.
Я разглядывал стену у нее над головой. Все в кабинете, от стандартного металлического стола до зеленого вращающегося кресла и глухих свинцовых жалюзи, исключающих наблюдение и прослушивание, несло отпечаток казенщины. Правда, именно благодаря насаждающим казенщину федеральным властям я вырвался из Дакоты и сделал карьеру. Они убедили меня, что я кое-чего стою, они предложили мне хорошую работу. Я тяжело вздохнул.
— Тогда я увольняюсь. Через час ты получишь мое заявление об уходе.
— Ты не можешь так поступить!
— Я уже уволился.
Кэрол вскочила и устремила на меня свирепый взгляд. Несмотря на свою тренированность, она весила не больше 130 фунтов. Мне ничего не стоило схватить ее в охапку и встряхнуть. Тем не менее эта женщина внушала трепет.
— Ты готов все бросить ради каких-то похорон?
— Кэрол, он вырастил моего отца! Он заменил мне деда! — взмолился я.
— Я все понимаю, — тихо проговорила она. — Можешь мне поверить. Я бы рада тебя отпустить. Я даже хочу, чтобы ты поехал. Но не сейчас. После того что произошло в понедельник, это немыслимо.