— Я вовсе не устала, сэр.
— Тем не менее я предлагаю вернуться к этому разговору позже, — выразительно говорит Йелластон и многозначительно смотрит на Фоя.
Соланж отсоединяет от торса и от руки Лори бесчисленные провода. Эрон наслаждается франко-арабской внешностью Соланж, видит выражение сострадания на ее лице. Сочувствие — главный конек Соланж; стоит соскочить тоненькому проводку, как она огорченно округляет губы. Эрон улыбается, ненадолго воспрянув духом.
После того как женщины покидают помещение, два командира разведывательных кораблей встают и разминают затекшие члены. Оба — голубоглазые мускулистые шатены; Эрону трудно их различить, хотя Тимофей Брон родился в Омске, а Дон Парселл — в Огайо. Десять лет назад лица у обоих светились решимостью добраться до отдаленной цели живыми. Неудача разведывательных миссий сделала их морщинистыми и молчаливыми. Однако за двадцать дней, истекших после возвращения Лори на «Кентавр», в их глазах опять появился блеск; Эрону не очень хотелось разбираться, в чем тут дело.
— Прошу доложить, лейтенант Фой, — приказывает Йелластон, взглядом давая понять, что к работе надлежит подключиться и Эрону. Все происходящее по-прежнему фиксируется на пленку.
Фрэнсис Ксавье Фой важно набирает в легкие воздух; это второй серьезный допрос за все десятилетнее путешествие.
— Весьма сожалею, сэр, однако в протоколе зафиксирована устойчивая аномальная реакция. Прежде всего, испытуемая демонстрирует повышенную эмоциональность. — Он косится на Эрона, для которого это далеко не новость. — Степень ее аффектации дает пищу для размышлений. Например, отвечая на вопрос, ранен ли командир Ку, доктор Кей, вернее доктор Лори Кей, обнаружила физиологические реакции, противоречащие ее ответу и не характерные для нее как для личности (известна ее природная правдивость). — Он ворошит распечатки, не глядя в сторону Эрона.
— Лейтенант Фой, следует ли из сказанного вами, что доктор Кей лжет относительно истинной судьбы разведкоманды «Гамма»?
Фрэнк Фой ерзает, перекладывая с места на место листочки.
— Могу лишь повторить, сэр, что имеются несоответствия между сутью ответов и физиологической реакцией. Обратите внимание на эти три реплики, сэр. Если не возражаете, сравните отмеченные мною пиковые значения.
Йелластон задумчиво смотрит на него, не прикасаясь к бумагам.
— Нельзя ли пересмотреть решение о неиспользовании химических препаратов, сэр? — неуверенно вопрошает Фой. Эрон знает, что Йелластон не согласится, и благодарен ему за это.
Йелластон оставляет просьбу без ответа.
— Давайте пока отложим вопрос о состоянии командира Ку, Фрэнк. Что можно сказать об ответах доктора Кей по поводу общей пригодности планеты к заселению?
— Здесь тоже наблюдаются аномалии. — Фой явно хочет доложить обо всех своих подозрениях разом.
— Какие?
— Ненормальное возбуждение, сэр. Всплески эмоций. Вместе со словечками, вроде «рай», «идеальное» и так далее, зафиксированными в протоколе, все это указывает на…
Йелластон размышляет; позади него с бесстрастным видом сидят оба командира разведывательных кораблей.
— Лейтенант Фой! Если доктор Кей действительно убеждена в абсолютной пригодности планеты для колонизации, то можете ли вы сделать вывод, что ее чувства объясняются восторгом и возбуждением в связи с успешным исходом нашего длительного и нелегкого полета?
Фой глядит на него с приоткрытым ртом, словно студент на профессора.
— Восторг и возбуждение… Понимаю вас, сэр. Пока я не… Да, сэр, полагаю, возможна и такая интерпретация.
— В таком случае, правильно ли будет на данном этапе обобщить ваши наблюдения следующим образом: сведениям доктора Кей относительно случившегося с командиром Ку недостает ясности, однако вы не находите существенных возражений против достоверности ее утверждений о пригодности планеты для обитания?
— Да, сэр. Правда…
— Благодарю вас, лейтенант Фой. Вернемся к этому вопросу завтра.
Командиры кораблей-разведчиков переглядываются. Эрон видит, что они дружно недолюбливают Фоя и, подобно драчунам, только и ждут удаления докучливого миротворца. Эрон с ними заодно: он никак не может заставить себя симпатизировать Фою. С другой стороны, ему не понравился тон сестры.
— А образцы, а датчики? — не выдерживает Дон Парселл. — Они-то не врут! Судя по данным о первых тридцати часах, проведенных на планете, местечко великолепное.
Тим Брон улыбается Эрону. Йелластон тоже улыбается, но едва заметно. Он скашивает глаза в сторону недреманного ока камеры. Эрон восхищен спокойствием командира и его умением владеть ситуацией. Старина Йелластон! Он сохраняет самообладание в этой законопаченной на многие годы жестяной банке. Такого капитана поискать! Новозеландец, получивший образование в захудалой английской школе. Командовал полетом на Юпитер, и так далее, и так далее. Последний из могикан.
Правда, сейчас Эрон замечает нечто странное: всегда уравновешенный Йелластон массирует костяшки пальцев. Его вывели из себя непонятные ответы Лори? Или дело в огоньках, вспыхнувших в глазах обоих командиров разведывательных кораблей — планета!
ПЛАНЕТА…
Эрону тоже трудно усидеть на месте, как он ни призывает себя к спокойствию. Неужели им наконец улыбнулась удача? После стольких изнурительных лет, после того как Дон, а вслед за ним Тим вернулись с пустыми руками, обнаружив вокруг первых двух солнц Центавра одни лишь газовые облака и обломки камней, — неужели последняя карта в колоде оказалась выигрышной? Если верить Лори, то люди Ку бродят сейчас по новому Эдему, встречи с которым жаждал весь экипаж. А они позволяют себе болтаться в потемках в одном лишь годе полета… Если бы только Лори можно было доверять…
Эрон спохватывается: капитан Йелластон обращается к нему.
— Вы считаете ее физически здоровой, доктор Кей?
— Да, сэр. Мы проделали весь комплекс анализов, чтобы выявить последствия контакта с внеземной органикой, а также произвели стандартную биометрию. По данным на вчерашний вечер, если не принимать во внимание потерю веса и язвенное поражение двенадцатиперстной кишки, приобретенные во время обратного пути на «Кентавр», то состояние доктора Лори Кей то же, что и два года назад, когда она готовилась к полету.
— Эта язва, доктор… Она действительно открылась в результате стресса от одиночества на обратном пути?
— Совершенно верно, сэр. — На сей счет у Эрона нет никаких сомнений. Почти год лететь навстречу некоей точке во Вселенной… Бедная сестренка… Это требует сверхчеловеческих усилий! Да еще с инопланетной тварью на борту… Эрон опять чувствует неведомое создание: теперь оно где-то там, под дальней переборкой. Он смотрит в камеру, борясь с желанием спросить у остальных, испытывают ли они то же ощущение.
— Завтра последний день трехнедельного карантина, — напоминает Йелластон. — Длительность изоляции определена, конечно, произвольно, просто для перестраховки. Вы продолжите наблюдение за состоянием доктора Лори Кей вплоть до решающего заседания завтра в девять ноль-ноль. — Эрон кивает. — При отсутствии противопоказаний карантин будет снят в полдень. После этого мы как можно быстрее приступим к изучению организма, заблокированного в корабле «Гамма». Скажем, на следующий день. Хватит ли вам этого времени, чтобы скоординировать свои действия с работой ксенобиологов и приготовиться помогать нам, доктор Кей?
— Да, сэр.
После этого все четверо расходятся, ловко перемещаясь в тесноте. Но здесь все равно просторнее, чем стало теперь на Земле. Эрон замечает, с каким подобострастием Фой заговаривает с Йелластоном. Все что угодно, лишь бы добиться внимания Папочки… Но разве сам он не во власти обаяния Йелластона? Разве его собственное поведение отличается большей независимостью? К черту, спохватывается он, за десять лет самокопание превратилось в привычку, вызывающую тошноту.
Он возвращается в коридор изолятора. Лори скрылась в своей каморке, Соланж нигде не видно. Он кивает Коби через прозрачную перегородку и дотрагивается до раздатчика пищи. Появление еды сопровождается аппетитным ароматом. Порция белков с неожиданным гарниром! Интендантская служба не дремлет.