Запись 14.Мы прожили с Уолтер Дрейк еще полтора года в общем с землянами доме и разошлись. Может, тут и нет никакой связи с тем, что мы жили в одном доме с другими людьми. Разводы у молодых кондриан вошли в моду так же, как и некое подобие волос. Раньше они носили парики — теперь разработали способ отращивать пух, похожий на перья.
Когда Уолтер однажды явилась с черепом, обсыпанным бледным пушком, я сказал ей, чтобы выметалась. Она ответила, что все понимает и не держит на меня зла. Ни черта она не понимает.
Запись 15.Дети, которых вывела Бимиш и на которых я даже не удосужился взглянуть, умерли от какой-то инфекции — все за три дня. Кондрианские медики, чьим заботам они были поручены, тоже подцепили заразу, но без смертельного исхода. Хотя кое-кто из медиков ослеп.
Майерс больше не играет в шахматы — с тех самых пор, как Моррис покончил с собой. Среди кондриан есть очень приличные игроки, однако Майерс не соглашается сражаться с ними.
А Бимиш собирается предпринять новую попытку. Ее не остановишь. Она поделилась с Росс подозрением, что кондриане уморили детишек намеренно. «Чего ради им возрождать нашу расу? — приставала она к Росс, не требуя ответа. — Они намерены занять наше место во Вселенной. Так зачем им возиться с нашими детьми?..»
Как рассказала мне Росс, Бимиш уговаривала ее бежать с Кондры. Куда? Росс обеспокоена состоянием подруги. «Что если, — вопрошает она, — Бимиш окончательно сойдет с ума и зарежет ни в чем не повинную ящерицу-врача? Нас тогда посадят под замок на веки вечные…»
Росс отнюдь не жаждет сидеть под замком. Она нашла себе хобби — играет на виолончели. Ящерицы с превеликим удовольствием сделали Для нее инструмент. Более того, с ней вместе виолончель осваивают трое кондриан.
По мне, пусть творит, что хочет. Я слоняюсь по округе и веду наблюдения за кондрианами, которые только и делают, что подражают нам даже в мелочах.
Меня по-прежнему мучают кошмары. Симфоническая музыка больше не помогает, даже Сибелиус. Если я слушаю музыку достаточно долго, то мне начинают мерещиться голоса. Могу слушать исключительно камерные пьесы, где каждая нота звучит отчетливо и раздельно, где я воспринимаю и звуки, и паузы между ними. Мне предоставили постоянный пропуск в фонотеку, и я провожу там уйму времени, слушая то, что хочу.
Запись 16.Четырнадцать К-лет спустя. В конце концов Бимиш удалось получить трех жизнеспособных детей. Но два из них странным образом утонули в результате несчастного случая неделю назад, а третья, девочка по имени Мелисса, убежала, и ее никто не может найти.
Клетки, которые мы поставляем, уже не отличаются качеством, хотя Бимиш не отчаивается. За глаза она теперь называет кондриан «змеелицые». Она совсем поседела. Я тоже.
Кондрианские новости нынче вертятся вокруг растущего напряжения в отношениях с соседним миром — главным торговым партнером планеты. Живьем я обитателей того мира — его называют Чадондел — никогда не видел, только на снимках и в телевизионных репортажах. Теперь похоже, что и не увижу. Ну и наплевать.
Интересная штука произошла с заразой, убившей первых выведенных Бимиш детей. Она мутировала и превратилась в болезнь, поражающую кондриан примерно так же, как в прошлом рак поражал людей. Ну что ж, кондриане сами напросились на такую беду.
Запись 17.Я отправился в дюны взглянуть на «старокондриан» — на тех, кто не пожелал имитировать земные обычаи. Большинство из них не говорит по-английски (они и по-кондриански нынче говорят друг с другом нечасто), но, по-видимому, они не возражают, если вы просто шатаетесь рядом и наблюдаете за их жизнью.
Живут они поодиночке либо в крошечных поселениях, очень примитивно, сведя свои потребности к минимуму. У старокондрианина есть, как правило, круглый каменный домик, хотя может оказаться, что он живет в норе или пещере; он ходит каждый день за водой, а пищу себе готовит на маленькой плитке, работающей от батарей, или даже на костре из дров. Телевизора у него нет. Вместо развлечений он ходит туда-сюда, разглядывая, что придется, или сидит и медитирует, или копается у себя в цветнике, или режет по дереву. Правда, время от времени они собираются вместе ради того, чтобы потанцевать или просто погреться на солнышке, а то вздумают поставить какой-либо скетч или пьеску. Если уж они решили актерствовать, то это может длиться многие дни подряд. У них есть что-то вроде натурального обмена: изделия из одной округи ценятся в других. Иногда они путешествуют, и отдельных пилигримов можно встретить даже на городских улицах — но подолгу они здесь не задерживаются.
С недавних пор попадаются молодые, которые пытаются вернуться к подобному стилю жизни, создав соответствующие условия в городах. Право, их потуги смешны, — а между тем эти юнцы считают свои действия абсолютно неизбежными перед лицом вторжения инопланетных обычаев. Земных обычаев.
То есть это, очевидно, обратная реакция на затеянную некогда «программу». Я пристально слежу за развитием событий — оно завораживает, а должно бы бросать в дрожь. Мне эта реакция сверхъестественным образом напоминает земных фундаменталистов-националистов — «Американских христиан», ближневосточных мусульман и всех прочих, кто к концу жизни на нашей планете превратил эту жизнь в форменный ад. Но если указать «антагонистам» на подобное сходство, они тоже приходят в бешенство, поскольку не хотят уподобляться землянам в чем бы то ни было.
Я частенько завожу разговор на подобные темы только для того, чтобы посмотреть, чем он кончится. Если я общаюсь с «антагонистами», те неизменно лезут в бутылку: «Нет, — кипятятся они, — мы просто-напросто хотим вернуться к прежним традициям!..» Они совершенно не сознают, что самый их пыл — черта скорее земная, чем кондрианская. Насколько я могу судить по разным источникам и собственным впечатлениям, горячность есть нечто не свойственное коренной кондрианской культуре. Пока они не увлеклись нашими сигналами, у них ничего подобного не было; каждый жил сам по себе, спокойно и, честно говоря, скучновато.
Иной раз мне хочется, чтобы мы застали их культуру в ее изначальном виде, а не такой, какой она стала к моменту нашего прилета. Впрочем, старокондриане нипочем не додумались бы послать на Землю миссию доброй воли — это уж как пить дать.
Я беседую обо всем этом с доктором Брижит Нильсон, частенько и подолгу. Мы не то чтобы подружились, но для человека и ящерицы ладим совсем неплохо.
Она заявляет, что кондриане всего лишь использовали земную культуру для того, чтобы влить новые силы в свою. А я припоминаю старокон-Дриан: ей же ей, они мне нравились. И если они олицетворяли собой Умирающую культуру, то надо было позволить ей мирно умереть.
Запись 18.Росс вовлекла в свои музыкальные забавы Чендлера. Выяснилось, что ребенком он играл на скрипке. Теперь в общем доме только и слышны их совместные упражнения. Иногда она упражняется на фортепиано. На виолончели у нее получается лучше. А я сижу себе на своем крылечке, глядя на море, сижу и сижу.
Росс уверяет, что кондриане, участники ее группы, восхищены тем, что у них получается. Естественно, с каждым днем они изображают людей все лучше и лучше. Они полагают XX столетие на Земле Золотым веком человеческих спектаклей. Откуда им это известно? Тут же все не из первых рук, все понаслышке.
Меня просили присоединиться к бригаде кондриан, следующей на южный континент, где возникли локальные волнения, для суждений по проблемам питания. Я отказался. Меня не интересует, голодают ли они там и почему голодают. Я насмотрелся в избытке на картины голода на Земле. Вот там голодали с размахом, там это был поистине спектакль!
А еще я не хочу уезжать, чтобы не пропускать игру Росс и Чендлера. Они исполняют сонаты и дуэты, экспериментируют, не всегда успешно перекладывая музыку, написанную для других инструментов. Вот это мне интересно. Как только Росс стала играть на фортепиано так же уверенно, как на виолончели, их репертуар сильно расширился. Конечно, им далеко до великих музыкантов, но я слушаю их с удовольствием каждый раз, когда могу. Есть что-то особенное в живой музыке. Без нее тоскуешь.